В период создания стихотворений, составивших первую поэтическую книгу Т. Чурилина, помимо прочего, у автора завязываются близкие отношения с Мариной Цветаевой. Так, например, о Т. Чурилине пишет Анастасия Цветаева в своих «Воспоминаниях»: «Черноволосый и не смуглый, нет – сожжённый. Его зеленоватые, в кольце тёмных воспалённых век, глаза казались черны, как ночь (а были зелёно-серые). Его рот улыбался и, прерывая улыбку, говорил из сердца лившиеся слова, будто он знал и Марину и меня… целую уж жизнь, и голос его был глух… И не встав, без даже и тени позы, а как-то согнувшись в ком, в уголку дивана, точно окунув себя в стих, как в тёмную глубину пруда, он начал сразу оторвавшимся голосом, глухим, как ночной лес… Он… брал нас за руки, глядел в глаза близко, непередаваемым взглядом, от него веяло смертью сумасшедшего дома, он всё понимал… рассказывал колдовскими рассказами о своём детстве, отце-трактирщике, городе Лебедяни…»[38].
Рассуждая о стихотворении «Конец Кикапу», Т.И. Лещенко-Сухомлина предполагала, что одним из его прототипов была М. Цветаева (Мэри): «Мэри – это Марина Цветаева, которая в ту пору совместной ранней их молодости очень была влюблена в Тихона. “Вёрсты” посвящены ему – он в стихах о разбойнике»[39].
Впоследствии Тихон Чурилин подарил Марине Цветаевой свою «Весну после смерти», сопроводив её инскриптом: «Повторением чудесным, наследием нежнейшим, передаётся живой, живущей Матери, Любови и Другу Марине Цветаевой невозможностью больше (дать). Аминь. Март 1916, 9. Весна. Тихон Чурилин»[40].
Кроме того, сохранилась цветаевская помета на книге «Вёрсты»: «Тихон Чурилин – мне: Ты – женщина – дитя – и мать – и Дева-Царь. Было много стихов, все пропали, – все, кроме этой строчки. МЦ. Москва 1941 г.»[41].
О связи некоторых стихотворений М. Цветаевой со стихами Т. Чурилина пишет также Анна Саакянц в своём исследовании, посвящённом жизни и творчеству поэтессы: «В стихах Чурилина царствовали мрак, холод, ночь, и как-то плотски воспевалась и призывалась смерть. Во всём: в стихах, в характере, в облике, в одежде – сказывались одинокость, оставленность, одичалость и, конечно, беззащитность.
Цветаева пишет Чурилину:
Здесь видим у Цветаевой ломку стиха, нарушение ритмики, что напоминает стихи самого Чурилина 1912–1914 годов (далее приводится стихотворение «Предпраздничная ночь». –
Таким образом, поэтическая книга «Весна после смерти» не только сыграла свою во многом определяющую роль в творческой жизни Тихона Чурилина, но и повлияла на поэтику ранних произведений Марины Цветаевой.
В 1916 году во втором выпуске альманаха «Гюлистан» впервые будет опубликован фрагмент ранней прозы Т. Чурилина «Любовь» с посвящением Марине Цветаевой[43], вероятно, являющийся отсылкой к взаимоотношениям поэтов. Позднее в своих записных книжках М. Цветаева запишет: «История с М<илио>ти безумно мне напоминает историю с Ч<урили>ным. Тот же восторг – жалость – желание задарить (залюбить!) – то же – через некоторое время: недоумение – охлаждение – презрение»[44].
Помимо «Весны после смерти» в 1915 году Т. Чурилин собирает книгу «Март младенец», так и не опубликованную при жизни, пишет пьесу «Последний визит», продолжает работать над прозаическими произведениями, снова и снова возвращаясь к воспоминаниям о тяжёлом детстве, революционной юности, психиатрической лечебнице и проделанном литературном пути.
Продолжая макабрическую тему «Весны», Т. Чурилин создаёт гротескное описание своего «путешествия» в образе мертвеца в одном из фрагментов повести «Последнее посещение». «Чурилинский герой, – пишет Н. Яковлева, – проделав путь от ранних стихов через воспоминания о детстве и психиатрическую лечебницу до первой поэтической книги, возвращался “домой” в гробу»[45]:
«…Уже тают снега… теплеет, бухнет земля, и тебя легко могли попортить эти мерзкие черви. Поэтому и потревожили мы тебя, потому и перенесли сюда сегодня – поехать проститься с домом своим, возлюбленной……………
…………………….
Взззз…вззз-люб-лен-ли-ли-ли… возликовала, возликовала вдруг весело, взмела взметы свои; – свввв… – о-ои-и-и-и-и – восплакала, взвыла даже потом, да вьюга – гааа-а-а… и заглушила, замела звук золотой, – только твёрдометаллический золотой, – голоса того – или голос примёр, перестал говорить ясно, явственно, или слух наш светлый, свежий ещё, ещё чем нибудь, не будь плох, занялся – только услышали упорно метели милые мёты, только вот они мечутся, возликовав, плачут, скачут… ссскккачччч…. взззз… – люб —.. ллли – и – и…
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное