"Сашка" был написан после выхода в свет первой главы "Евгения Онегина" и строился на подспудной полемике с пушкинским романом и образом его главного героя. Вставляя в свой текст цитаты из "Евгения Онегина", проводя Сашку сквозь ситуации, сходные с теми, которые изображал Пушкин, П. избрал при этом совершенно иной, сниженный, грубоватый тон. Он уснастил свое произведение множеством бытовых, натуралистических, порой не свободных от вульгарности деталей, ввел в него эротические сцены, описанные с откровенностью, заключавшей в себе прямой вызов ханжеству официальной морали. В поэме разносторонне отразилось презрительное отношение П. к светскому обществу. Поэт осмеивает сословные привилегии, бюрократические порядки, при которых "честь и чин" получают "дурак, алтынник, скот". Он одобрительно отзывается об атеизме героя поэмы, который "хоть и не верит... Исусу, / Но, право, добрый молодец!", а попов, монахов, церковные устои описывает с нескрываемой издевкой. Россия, к которой обращается П. в "Сашке",-- "отчизна глупая", "умы гнетущая цепями". Он мечтает о времени, когда она "очнется в дикости своей" и "свергнет с себя бремя. / Своих презренных палачей".
Поэма П. стала ходить по рукам, и вскоре в III отделение поступил донос, в котором говорилось, что воспитанники Московского университета "не уважают закона, не почитают своих родителей и не признают над собой никакой власти" (Стихотворения.-- С. 70), причем в подтверждение этих сведений приводились цитаты из поэмы "Сашка". Николай I не без основания увидел в ней отзвук декабристских настроений. "Я положу предел этому разврату,-- заявил царь,-- это все еще
Только что окончившего университет П. назначили унтер-офицером Бутырского пехотного полка с особым указанием: "иметь его под самым строгим надзором и о поведении его ежемесячно доносить..." (Стихотворения.-- С. 78). Расправа с вольнодумным поэтом оказалась не менее жестокой, чем та, которой царизм подверг многих участников восстания на Сенатской площади. П. оказался не в силах вынести тяготы военной службы. Жестокость обрушенной на него кары возрастала с каждым годом. Он пытался бежать в Петербург и хлопотать там о смягчении своей участи. Хотя он сам вернулся в полк, его предали военному суду и приговорили к разжалованию в рядовые без права выслуги. Теперь он мог подвергаться любым издевательствам и телесным наказаниям. В 1828 г. против П. было возбуждено новое дело. Он провел год в сыром и зловонном тюремном каземате, закованный в кандалы и наручники. Вероятно, там у него и началась чахотка, позднее ставшая причиной его безвременной смерти.
Стихотворения П. второй половины 20 гг. запечатлели безрадостные настроения, вызванные в душе поэта тяготами солдатчины. Вместе с тем они со всей определенностью свидетельствуют о том, что тираноборческие, антицаристские убеждения П. не были сломлены. С течением времени жгучая ненависть к николаевскому деспотизму и сочувствие закабаленному народу получали в его поэзии все более определенное и законченное выражение. П. с болью и горечью писал, что "родная страна / Палачу отдана" ("Вечерняя заря", 1826), что "Русь, как кур, передушил / Ефрейтор-император" ("Рок", 1826). Он мечтает "оковы раздробить / И жажду сладостного мщенья / Живою кровью утолить". Его гнетет сознание своего бессилия: "цепь порабощенья / Гремит на скованных ногах, / И замирает сталь отмщенья / В холодных, трепетных руках..." ("Цепи", 1826). В стихотворениях "Песнь пленного ирокезца" (1828), "Песнь погибающего пловца" (1828), в поэме "Арестант" (1828) П. с потрясающей силой и искренностью говорит о муках, выпавших на его долю. И все же он остается "неизменным другом свободы", который готов, "недвижим и смел", "встретить миг роковой", и верит, что придет час, когда "мы... победим, поразим / И врагам отомстим!". Он вновь и вновь клеймит царя, который "возведен / Погибшей вольности на трон" и душит "как лютый волк / По алчной прихоти своей / Мильоны страждущих людей..." (Стихотворения и поэмы.-- С. 70--71).
В 1829 г. полк, в котором служил П., был переведен на Кавказ, где поэт провел четыре года. Он участвовал во многих, сражениях, и за проявленную в них доблесть ему вернули унтер-офицерский чин. Но все попытки добиться производства П. в офицеры и тем самым дать ему возможность уйти в отставку сталкивались с упорным сопротивлением властей. Не в последнюю очередь это объяснялось тем, что имя П. как жертвы царского произвола пользовалось большой популярностью в оппозиционно настроенных кругах русского общества. Шпионы III отделения доставляли властям неопубликованные произведения П., которые могли только укрепить враждебное отношение к нему. А. И. Герцен, который познакомился с П. в 1833 г., писал: "...Сделаться полицейским поэтом и петь доблести Николая он не мог, а это был единственный путь отделаться от ранца" (Герцен А. И. Собр. соч.-- Т. VIII.-- С. 168).