Ваш полудетский, робкий шепот,Слегка означенная грудь —Им мой старинный, четкий опытНевинностью не обмануть!Когда над юною забавойРоняете Вы милый смех,Когда княжною величавой,Одетой в драгоценный мех,Зимою, по тропе промятой,Идете в полуденный чае —Я вижу: венчик синеватыйЛег полукругом ниже глаз.И знаю, что цветок прекрасный,Полураскрывшийся цветок.Уже обвеял пламень страстныйИ бешеной струей обжег.Так на скале вершины горной,Поднявшей к небесам убор,Свидетельствует пепел черный,Что некогда здесь тлел костер.
Из раздела «Чужие песни»
Н. Гумилеву посвящается
О, как дерзаю я, смущенный,Вам посвятить обломки строф, —Небрежный труд, но освещенныйСозвездьем букв: «а Goumileff».[3]С распущенными парусамиПеревезли в своей ладьеВы под чужими небесамиВеликолепного Готье…В теплицах же моих не снимутС растений иноземных плод:Их погубил не русский климат,А неумелый садовод.
R.M. Von Rilke
Жертва
И тело всё цветет, благоухая,С тех пор, как я познал твои черты.Смотри: стройнее, стана не сгибая,Хожу. А ты лишь ждешь: — о, кто же ты?Я чувствую, как расстаюсь с собоюИ прошлое теряю, как листву.Твоя улыбка ясною звездоюСияет над тобой и надо мною,Она прорежет скоро синеву.Всё, что давно в младенчестве моемБлистало безымянными волнами,Всё — назову тобой пред алтарем,Затепленным твоими волосами,Украшенным твоих грудей венком.