Стихотворения и поэмы

Иван Аксаков Стихотворения и поэмы

ПОЭЗИЯ ИВАНА АКСАКОВА

1

В своей книге «Детство» М. Горький рассказывает, как мать учила его «гражданской» грамоте по сборнику «Родное слово». Одним из первых стихотворений, которое он там прочел, было:

Прямая дорога, большая дорога!..

Стихи запомнились М. Горькому. Да и не мудрено: в свое время они были широко известны и стали хрестоматийными.

Прямая дорога, большая дорога!
Простору немало взяла ты у бога.
Ты вдаль протянулась, пряма как стрела,
Широкою гладью, что скатерть, легла!
Ты камнем убита, жестка для копыта,
Ты мерена мерой, трудами добыта!..
В тебе что ни шаг, то мужик работал:
Прорезывал горы, мосты настилал;
Всё дружною силой и с песнями взято,—
Вколачивал молот и рыла лопата,
И дебри топор вековые просек...
Куда как упорен в труде человек!

Но уже давно эти стихи оторвались от своего автора-поэта и пошли бродить по свету безымянными. Может показаться, что они принадлежат кому-нибудь из поэтов некрасовской школы. Между тем написаны они еще в 40-х годах прошлого века, и автор их — славянофил Иван Сергеевич Аксаков (1823—1886).

Младший сын известного писателя С. Т. Аксакова, он начал писать стихи очень рано. Большинство его ранних произведений до нас не дошло. Наиболее значительна среди сохранившихся юношеских произведений Аксакова «мистерия в трех периодах» «Жизнь чиновника». Правда, в художественном отношении она лишена цельности и полна литературных и театральных реминисценций. Но как исторический факт «мистерия» весьма интересна. В ней множество конкретных и ядовитых замет о нравах российского чиновничества, о бюрократических основах государственной системы. Николаевская цензура не могла, разумеется, пропустить «Жизнь чиновника» в печать, но она широко распространялась в списках. Впервые «мистерия» была опубликована без имени автора в изданном Вольной русской типографией А. И. Герцена в Лондоне сборнике «Русская потаенная литература XIX столетия» (1861).

Пора расцвета поэтического творчества Ивана Аксакова — 1844—1853 годы. В последующие годы жизни им было написано по разному поводу немногим более десяти стихотворений. Его поэзия осталась явлением 40-х годов, и притом достаточно характерным явлением.

Забвение поэтического наследия Ивана Аксакова — историческая несправедливость. В свое время он не мог и думать о печатании наиболее значительных своих стихотворений. Позднее Аксаков опубликовал некоторые из них в редактируемых им газетах и журналах, но воедино все написанное не собрал и издавать не пытался. Опубликованные же после смерти Аксакова, в 80-х годах прошлого столетия, собрания его стихов не полны и далеко не всегда точны. С тех пор его произведения не переиздавались.

Наши литературоведы обычно обходят молчанием творчество Ивана Аксакова или, в лучшем случае, заменяют исследование простым упоминанием его имени в числе «поэтов-славянофилов». Даже в академической «Истории русской литературы» Иван Аксаков объединен Б. Я. Бухштабом вместе с К. С. Аксаковым и А. С. Хомяковым, хотя (и это очевидно уже из написанного самим Б. Я. Бухштабом) в поэтическом творчестве трех поэтов-славянофилов не так много общего.

Хомяков — поэт поколения «любомудров». Суть его стихов — в непосредственном выражении и пропаганде исторических, политических, религиозных, философских концепций. Его поэзия, по выражению И. В. Сергиевского, — это «стихотворная публицистика Хомякова-славянофила», довольно часто «не более чем переложенные на стихи отрывки его публицистической прозы». Для Хомякова стихи — только один из способов распространения его теории.

В произведениях Константина Аксакова тоже, по сути дела, нет «поэзии жизни». Он представляет собой классически чистый и законченный образец поэта-славянофила. Любое чувство, отношение, мечта Константина Аксакова преломляются через славянофильскую доктрину, неистовым сторонником которой он, как известно, был. Даже предаваясь поэтическим раздумьям о любви, он превращает их в агитационный призыв к ношению русского платья:

Я не знаю, найду или нет
Я подругу в житейской тревоге,
Совершу ли священный обет
И пойду ли вдвоем по дороге.
Но подруга является мне
Не в немецком нарядном уборе...
Предстоит она в полной красе,
Обретенная сердцем заране,
С яркой лентою в темной косе,
В величавом родном сарафане...

(«Идеал»)