Стихотворения

примирилось и стало удары спокойней считать,

как младенец, что песню мурлычет и глазки закрыл,

потому что уснула и петь перестала усталая мать.

Как легко мне идти, мои белые дни, на неслышный ваш зов!

Научились смеяться глаза, не прося ни о чем,

И давно торопить перестали тягучие стрелки часов.

Велики и прекрасны мосты меж вчерашним и завтрашним днем.

Перевод Мири Яникова

Антология Ивритской Поэзии, Ташкент, 2003, с. 237 

СОСНЫ

Здесь не услышу голоса кукушки,

И дерево не спрячется в снегу,

Но среди этих сосен, на опушке,

Я снова с детством встретиться могу.

Звенят иголки сосен: жили-были…

А я сугробы родиной зову,

И этих льдов густую синеву,

И сосен тех слова, слова чужие.

Быть может, только перелетным птицам,

Которых держит в небе взмах крыла,

Известно, как с разлукою смириться.

О сосны! Родилась я вместе с вами,

Два раза вместе с вами я росла –

И в тот, и в этот край вросла корнями.

1954 

Перевел Владимир Глозман 

О СЧАСТЬЕ

*

Это счастье! И как его вынести всё же

Мне, ненастьям обученной жизнью?

Из окна одиночества каждый прохожий

Мне как весть из далёкой отчизны.

Ещё свет по глазам не ударил и рядом

Не воздвигло сияние стену

Перед уличным людом и голодом взгляда,

Пред чужой и влюблённой Вселенной.

И я стану как те, что проходят по небу

На свинцовых ногах . Как скажу я «Не надо»

Тебе, позднее, хрупкое счастье и небыль,

Луч весенний в сезон листопада.

*

Дышать, любить — безмерная свобода.

Куда ни посмотрю – повсюду образ твой

Под кровлей дома и под небосводом,

В сиротстве праздничном, в беседе круговой.

В час неприступный и холодный отдаленья,

Когда ты в стороне и отчуждён, клянусь,

Мой, как мотив или дорожное моленье,

Ты навсегда у памяти в плену.

Чист воздух гор. Не разделяй, не властвуй.

Как гибок и высок твой невесомый путь,

Как в сердце мне вместить тревогу счастья

И бесподобную свободу не спугнуть!

*

Так ветви тяжелы, и если плод падёт

В траву беззвучно, мы и не заметим

И не узнаем, что в пустыне где-то

Нагое дерево стоит и снова ждёт.

Но мы с тобой не зря тот ужас гнали

Плодоношения, тот страх, что изначален,

И в свете осуждён ночною тьмой.

Замри, замри. Тебе, сердечко, дали

Прожить всю вечность маленькую

Счастья и смерть его узреть самой.

Перевод с иврита Гали-Дана Зингер 

ПЕСНИ КОНЦА ПУТИ

*

Так прекрасна дорога, — промолвил мальчик.

Так тяжела дорога, — промолвил отрок.

Так длинна дорога, — промолвил мужчина.

Старик присел отдохнуть на краю дороги.

Закат седину окрасил в золото и багрянец.

Трава под ногами сверкала росой вечерней.

Последняя птица дневная над ним распевает:

-Ты вспомнишь ли, как была хороша, трудна и долга дорога?

*

Ты сказал: День гонит день и ночь ночь догоняет.

Вот наступают дни, — ты сказал в своём сердце.

И увидишь вечер и утро в окне сменяют друг друга

И скажешь: Ведь нового нет ничего под солнцем.

И вот ты состарился и поседел, насытился днями

Твои сосчитаны дни и дОроги семикратно,

И ты знаешь, что каждый день – последний под солнцем,

И ты знаешь, что нов каждый день под солнцем.

*

Учи меня, Господь, молиться, восхвалять

Увядшего листка секрет и спелый плод,

И величайшую из всех свобод:

Знать, видеть, ощущать, проигрывать, желать.

Учи уста благословлять и воспевать,

Как обновился день, сменяя ночь с утра,

Чтобы не стал как тот, что был ещё вчера,

Чтобы ему привычкою не стать.

Перевод с иврита Гали-Дана Зингер

СОНЕТ ПЕРВЫЙ (Из цикла "Любовь Терезы дю Мён")

Болезнь моя проклятая! У света

Любовью называется она.

Как я к себе презрением полна!

О, если бы ты знал, как тяжко это!

Волос моих коснулась седина —

С годами делаться мудрей должна.

Но вот мой взгляд остался без ответа,

И я унижена, посрамлена.

Зачем в свой ясный, предосенний день

Должна страдать я, от любви робея,

Должна робеть я, горестно любя?

А ночью, как бы пряча душу в тень,

Не ведая стыда, тянусь к тебе я

И лишь тебя зову, хочу тебя!

Перевод Рахиль Баумволь 

ОСТРАКОНЫ

*

Кто измерит сиянье, что угасает навечно,

В час последний, когда очи смежит человек,

Что за виденье стояло меж ним и солнечным светом,

Луч на ресницах играл, зренье пока не ушло.

Глянь на расткрытые губы между ничем и открытым,

На холодеющий лоб – мир, что пропал без следа.

*

Это старое море. Безрадостно в нём на причале

далью пленённым судам в алых своих парусах,

Девам весёлым подобны, что в дом воротились отцовский –

В дом старика-ворчуна, что их радость не в силах вместить

Вновь он кипит и бурчит, вновь доказать им пытаясь,

Лир, тиран дочерей, что хладнокровен и прав.

Берег чужой их манит, но собирутся в дорогу,

Вкусом солёной слезы берег златой окропят.

*

Только один драгоценный камень дал друг мне на память.

День расставанья на нём. Он мне надгробьем стоит.

Перевод с иврита Гали-Дана Зингер  

Как мчались поезда...

Как мчались поезда! Воспоминанья

О родине над рельсами горят.

Бурлящая вода, мечей бряцанье.

Впивался в ночи мучеников взгляд,

Куда-то увозимых. Жизнь молчала.

Тень от ветвей, осколки света, ад —

Во тьме окна. Молитва зазвучала,

И чей-то шёпот вдруг рассказом стал

О сыне и о доме у причала.

Как безвозвратно мчались поезда.

Перевод А. Пэнна 

ПОЛОСА ДУРНЫХ СНОВ

*