Стихотворения

Из достославного Честера, гордо вознесшего стены

Там, где, на запад катясь, в море вливается Ди.

Рад я, что жив и здоров в краю, столь далеком отсюда,

Юноша, чья голова мне, как своя, дорога,

Тот, чье сердце меня и в разлуке по-прежнему любит,

Тот, с кем свидание мне вскоре пошлют небеса.

Крепко прикованный к городу над многоводною Темзой,

Не стосковался ничуть я по родной стороне,

Не тороплюсь возвратиться на Кем, тростниками поросший,

В келью мою не прошу доступ мне вновь разрешить.

Скудны там тенью поля, и видеть их нету желанья:

Фебовым худо сынам в этих унылых местах!

Мне постоянным брюзжаньем угрюмый наставник наскучил,

Больше придирки его я не намерен терпеть.

Если зовется изгнанием жизнь под отеческим кровом,

Где удовольствиям я волен досуг посвящать,

Доля изгнанника мне завидною кажется долей,

Имя его предпочту я всем другим именам.

О, если б древле Овидию в ссылке томийской суровой

Был ниспослан судьбой столь же счастливый удел,

Он бы в искусстве своем затмил ионийца Гомера,

Большую славу стяжал, чем мантуанец Марон!

Снова теперь я время нашел для служения музам

И целиком поглощен книгами, жизнью моей.

Если ж устану, меня привлекают шумливая сцена

И рукоплещущий зал в пышно убранный театр,

Где предстают нам с подмостков скупец или алчный наследник,

Воин в мирные дни или влюбленный юнец.

Там крючкотвор, раздобревший от тяжбы, ведомой лет десять,

Варварской речью своей с толку сбивает невежд;

Там в увлеченьях любовных хозяйскому сыну потатчик,

Водит слуга продувной за нос тирана-отца;

Там, вся горя, но понять не в силах, что это за пламя,

Дева уже влюблена, хоть и не знает любви;

Там потрясает Трагедия яростно скиптром кровавым,

Дико глазами водя и волоса разметав.

Стражду я, но смотрю, и смотреть мне отрадно, страдая.

Сладкой печали своей выход в слезах я даю,

Видя, как мальчик несчастный, чья страсть не встречает ответа,

Гибнет, еще не успев в жизни утехи познать;

Как из-за Стикса к живым является мститель жестокий,

И леденит их сердца факел зловещий его;

Как воздается Креонту за кровосмешение предков;

Как карает детей Ила с Пелопом судьба.

Только сидеть взаперти мне и дома и в городе скучно.

Быстротекущей весной я насладиться спешу,

Целыми днями гуляя под вязами в парке соседнем

Иль в благородной тени рощ подгородных бродя.

Часто мне там на пути встречаются девушки, звезды,

Чье дыханье и взор пламенем полнят мне грудь.

Ах, сколько раз я, как чуду, дивился их формам прелестным,

Могущим юность опять старцу Крониду вернуть;

Блеску очей-самоцветов; румяным ланитам, чьи краски

Ярче светил, что вокруг полюсов мира бегут;

Шеям, своей белизной плечо превзошедших Пелопа

Или нектар, что разлит в небе на Млечном Пути;

Линиям чистым чела; волною струящимся кудрям,

Этим сетям золотым, что расставляет Амур,

И пурпурным устам, по сравненью с которыми бледным

Мы, без сомненья, сочли б твой гиацинт, Адонис!

Так уступите же первенство им, Героини былые,

Вы, кто Юпитером был тайно склонен ко греху,

Дочери Суз, и персидские пышноволосые девы,

И ниневиянки, цвет царства, где правил Мемнон,

И Данаиды, и в плен попавшие к грекам троянки,

И многославный в веках правнучек Ромула сонм!

Женам, чьи ст_о_лы белели в театрах Авзонии древней,

Пел тарпейский певец не по заслугам хвалу;

Меж чужестранками нет соперниц у девы британской;

Пусть же местом вторым будут довольны они!

Счастлив ты, людный Лондиниум, город в короне из башен,

Что дарданцами был в давние дни заложен:

Все, что прекрасного есть в подлунном изменчивом мире,

Кров себе и приют в стенах находит твоих.

Звезд, этих верных служанок возлюбленной Эндимиона,

Меньше в небе ночном, чем на твоих площадях

Дев златокудрых, к себе влекущих и взоры и мысли

Свежестью и красотой черт и движений своих.

Мнится, сюда в колеснице, что стаей голубок влекома,

Ныне Венера сама с сыном-стрелком прибыла,

Эту страну предпочтя берегам Симоэнта и Книду,

Ради нее позабыв Пафос и розовый Кипр.

Вот почему и покину я эти счастливые стены,

Прежде чем мальчик-слепец ранить успеет меня.

С помощью Моли божественной цепи соблазнов Цирцеи

Я отряхну, убежав тайно из царства ее.

Все решено: к берегам камышом окаймленного Кема

В шумную школу свою я возвращаюсь опять,

И в ожидании встречи нехитрые дистихи эти,

Друг мой, тебе от души в дар поднести разреши.

ЭЛЕГИЯ IV

Наставнику моему Томасу Юнгу, капеллану товарищества английских

купцов в Гамбурге

Мчись, о посланье мое, по шири бескрайнего моря,

Что многошумной волной в берег тевтонский стучит,

Пусть никакая помеха тебя не задержит в дороге,

Пусть не замедлится твой ни на мгновенье полет.

Я же Эолу, который в своей сицилийской пещере

Держит ветра на цепи, и зеленовласым богам,

И синеокой Дориде, и нимфам ее помолюся,

Чтобы их царство они дали тебе пересечь.

Так превзойди быстротой драконов, которых Медея

Встарь в колесницу впрягла, чтобы от мужа бежать,

Или тех змеев, которыми в Скифию из Элевсина

Был принесен Триптолем, вестник Деметры благой,

И чуть вдали забелеет Германии берег песчаный,

Свой стремительный бег в Гамбург богатый направь,

В город, что, как говорят, был назван по имени Гамы,

Коего кимвр-великан палицей тяжкой сразил.