Стихотворения 1998-1999 гг.

Отрешение

Упасть в пахучую траву,

Упасть без имени, без смысла,

Без всяких бредней наяву,

Без думы, от которой кисло.

Лежать. раскинувшись, крестом,

Под голубыми небесами,

Лежать в безвременье пустом,

Не меряя земли часами.

И тихо-тихо муравей

Скользнёт за шиворот от мочки,

И сине-лёгкий суховей

Встряхнёт шафранные цветочки.

И память ускользнёт туда,

Где всё безмолвно и бесстрастно,

Где нет ни горя, ни труда,

Где всё распахнуто и ясно.

Перед полётом

Самолёты столпились, как стадо баранов,

На пустынном небес берегу.

Написать бы сто тысяч хороших романов

Про цветы, про людей, про тайгу.

Исписать бы огромные неба страницы

Быстрым почерком мысли своей,

Иссмеять бы весь смех и исплакать глазницы

Про тайгу, про цветы, про людей.

О, какая печаль и какая свобода

В ощущеньи земной красоты!

Облака проливая, сочится погода

На людей, на тайгу, на цветы.

Клёны

Последней стадией проказы

Страдают клёны за окном -

Зане нет в осени отказа

Персть обменять на вышний дом.

И мятлик, всё ещё зелёный,

Так грустен, что со дна души

Моей растут живые клёны,

Новорожденцы, крепыши.

Я пользы не ищу от чуда,

Я не хочу торжеств добра,

Лишь в пальцах – нечто вроде зуда –

Пощупать, какова кора.

Полупьяное

Мои стихи для зрения трудны –

Уткнёшься в книгу – ну и ясно, видишь фигу.

Я – личный враг мерзавца сатаны,

И я затеял с Вечностью интригу.

К вам, людям, нет претензий у меня,

Пуская гопсеки дрочат на мильоны.

Я трона не хочу, мне хватит пня,

Чтоб возвещать с него свои законы.

Кто скажет мне, что я отнюдь не прав –

Задумаюсь и не затею спора.

Я мудрости учусь у летних трав,

Я подтвержденья жду от Метеора.

Нет, злые люди вовсе не глупцы,

Они умны по-своему. Но выше

Ума земного светлые дворцы

Небесных звёзд свои простёрли крыши.

Смерть китайца

Я китаец с глазками навыкат,

Я люблю портвейн и домино.

Будут ли мне тыкать или выкать,

Мне, признаться, вовсе всё равно.

Я сижу на мостике над речкой

И смотрю на воду под собой.

Я рождён хорошим человечком,

Я в ладах с властями и с судьбой.

Но и мне, увы, сглотнуть придётся

Чёрную слюну небытия.

Вот уж хуже, хуже сердце бьётся,

Вот уж ухожу от мира я.

Вот уж холодеют ступни, ляжки,

Вот уж плоский нос торчит копьем.

И душа – в обличьи мелкой пташки –

Упорхнула в ротовой проём.

Иерихонская труба

Мой толстый мозг сужается в перо

И вытекает по каналу стержня

За каплей капля, за ведром ведро –

Распоротого дерева прилежней.

Когда в трубе случается запор,

Страдаю я водянкой головною.

Но счастье, если снова на простор

Выходит слово, сжатое, густое.

Я чёрную поэзию люблю,

Не злую «музу гнева и печали»,

А ту, в себе которую терплю

В то время, как иные бы кричали.

Пускай пустеет костяной бокал;

Я верю, что восторг во время оно

Его зальёт, и вырвется вокал

Невольный прочь, на страх Иерихона!

Переписка Маммоны и поэта

Вот Мамона шлёт поэту

С подковыркою письмо

«Умный ты, а денег нету.

Значит милый, ты – дерьмо!»

Шлёт поэт привет Мамоне

Отвечает ей впопад:

«Я грущу о миллионе,

Я житью свому не рад!

Мне стихи мои не милы,

Что мне толку от ума?

Научи, как до могилы

Вынуть ноги из дерьма».

От Мамоны толстопузой

Получает он ответ:

«Ты гуляешь часто с Музой,

Оттого и денег нет.

Я с тобой пожить бы рада.

Ты мне лоно утоли –

Ждёт за то тебя награда,

К палке многие нули».

От такого-то соблазна

Как поэту не взгрустнуть?

Хоть Мамона безобразна

Может, всё же, как-нибудь

Пострадать для миллиона?..

Но, измучившись вполне,

Пишет он: «Прости, Маммона,

Но не нравишься ты мне».

Хвала русской зиме

О, как в моём краю

Чиста постель зимы!

Как сладко жить в раю

Метельной тишины!

Как тучи надо мной

Могильно холодны!

Какою глубиной

Священной веют сны!

Покрывший прах гнилья,

Как снег здоров и бел!

Как, всё-таки друзья,

Прекрасен наш удел!

Штрих

Навис над сердцем жутковатый мрак

Я должен жить и действовать, но как?

У этой жизни нет во мне нужды,

Я слишком стар и мягок для вражды.

Мне стену не пробить чугунным лбом,

Не раздобыть на пряники трудом.

Мне лишь печаль и шутка по плечу,

Всё, что могу: печалюсь и шучу.

Я – лишь помарка, лишь случайный штрих

На небесах безбрежных голубых.

Ленивая медитация

Блаженным днём я по лесу блуждал.

Ленилось солнце двигаться по зною,

И я немножко от жары устал,

И лёг поспать на травку под сосною.

Когда проснулся, розовой зарёй

Уж с запада накрыто было поле.

И от хвоинок пахло тишиной,

Как пахло ранним утром в детстве, в школе.

Я растворил ленивые глаза,

И ощутил в ладонях ветер мирный,

И вот, собою, как узлом, связал

Все нити этой области обширной.

И, силясь в немоту облечь хвалу,

Я прорастал, как прорастает семя;

И чистою смолою по стволу

Текло из ранки золотое время.

Белый круг

О как же страшен мне мой белый круг!

Я выпустил в пространство стаи рук;

Они, крича по-чаячьи, несут

Куда-то вдаль безмерную мой труд.

Свод неба полон гулкой пустоты,

Из кругозора убраны мосты,

В реке ветров не разглядишь плота –

Одна, одна простая пустота!

Летящих пальцев еле слышен шум;

За чёрный край соскальзывает ум –

По фортепьяну, скользкому как блин,

По черноте, влекущей как трамплин.

Свет слишком бел, в нём не откроешь глаз,