Стихийный дух

Я не могу описать тебе, до чего эти простые слова моего слуги потрясли мою душу. На меня они произвели просто ужасное впечатление. Но тщетны были мои старания не заснуть; я погрузился в то состояние тяжелого сна, в котором следует признать нечто сверхъестественное, вмешательство какого-нибудь неведомого принципа. Как и всегда, меня пробудило волшебное сияние. Аврора в полном блеске неземной красоты стояла предо мной и страстно протягивала ко мне руки. Но, точно начертанные огненными письменами, светились в душе моей набожные слова Павла.

- Уходи от меня, предательское порождение ада! - вскричал я.

Но в этот момент внезапно предстал предо мной громадный, выросший до великанских размеров ужасный О'Маллей и, пожирая меня глазами, в которых светился адский огонь, закричал:

- Не сопротивляйся, ничтожный человек, ты наш!

Мое мужество выдержало бы самые ужасные взгляды самого страшного призрака, но вид О'Маллея лишил меня чувств - и я беспомощно упал на пол.

Страшный треск пробудил меня из бесчувственного состояния, я ощутил, что меня охватили чьи-то мужские руки, и старался изо всех сил высвободиться из них.

- Господин лейтенант, да ведь это я! - сказал мне кто-то на ухо.

Это был мой верный Павел, старавшийся поднять меня с пола. Я предоставил себя в его распоряжение. Павел сначала не хотел рассказывать, как все случилось; но наконец сознался, таинственно улыбаясь, что он гораздо больше знал, чем я мог об этом думать, какой безбожной наукой соблазнял меня майор. Старая набожная Лиза все ему открыла. Он не пошел спать в эту ночь, но зарядил свое ружье и подслушивал у двери. Когда он услыхал мой громкий крик и последовавшее затем падение, то, несмотря на сильный страх, открыл запертую дверь и ворвался в комнату.

- Тут, - рассказывал Павел на своем смешном жаргоне, - я увидел перед собой майора О'Маллея; он имел вид противный и страшный, точь-в-точь, как в кофейной гуще, и жутко оскалил на меня зубы; но я не дал себя обмануть и сказал: "Если ты, господин майор, черт, то считай за милость, что я смело выхожу тебе навстречу, как благочестивый христианин, и говорю: "Исчезни, проклятый майор Сатана, заклинаю тебя именем Господа, исчезни, или я стану стрелять". Но господин майор не двигался, а снова заскрежетал на меня зубами и хотел еще дерзко браниться. Тогда я крикнул: что же, стрелять мне, стрелять мне? И так как господин майор не уходил, то я действительно выстрелил. Тогда все рассеялось; оба быстро скрылись сквозь стену - и господин майор Сатана, и мамзель Вельзевул...

Мое возбужденное состояние за все это время и последние ужасные минуты имели последствием тяжелую болезнь. Когда я выздоровел, то уехал из П., не повидавшись с О'Маллеем, о дальнейшей судьбе которого я ничего не знаю. Воспоминания об этих роковых днях отошли на задний план и наконец совсем угасли, веселое настроение и свобода ко мне снова вернулись, пока здесь...

- И здесь, - спросил Альберт, полный любопытства и удивления, - здесь ты опять потерял свою свободу? Я готов допустить любое место в мире, только не здесь...

- О, - перебил Виктор друга, и в тоне его прозвучало что-то торжественное. - В двух словах все будет ясно. В бессонные ночи моей болезни, которой я подвергался здесь, проснулись все любовные сновидения того тревожного и ужасного периода моей жизни. Страстная мечта, воплотившаяся в Аврору, снова явилась, но просветленною, очищенною небесным огнем; никакой дьявольский О'Маллей не сторожил более ее; словом, Аврора это баронесса!..

- Как! Что? - закричал Альберт, привскочив от испуга. - Маленькая, кругленькая хозяйка с громадной связкой ключей - стихийный дух, саламандра, - пробормотал он про себя, с трудом подавляя усмешку.

- В фигуре, - продолжал Виктор, - нет уже никаких следов сходства, но тайный огонь, сверкающий из ее глаз, пожатие ее руки...

- Ты здоров, - сказал Альберт серьезно. - Рана в голову, которую ты получил, была довольно значительна и могла быть опасной для твоей жизни. Но теперь ты настолько поправился, что можешь ехать со мной. И от всего сердца я прошу тебя, мой дорогой, искренне любимый друг, брось это место и уезжай со мной в Аахен.

- Мое пребывание здесь, - ответил Виктор, - не должно длиться дольше. Пусть будет так; я уеду с тобой; но объяснение, сперва объяснение...

На следующее утро, когда Альберт проснулся, Виктор сообщил ему что он припомнил в странном, полном призраков сне то слово заклинания, которое ему подсказал О'Маллей при изготовлении терафима. Он решился еще раз пустить его в ход. Альберт с сомнением покачал головой и приказал приготовить все к скорому отъезду, причем Павел Талькебарт выказал со всевозможными шутовскими речами самую радостную деятельность по случаю скорого отъезда.

- Заккернамтье, - слышал Альберт его бормотание, - хорошо еще, что чертов медведь давно уже унес ирландского дьявола, которого одного только еще здесь недоставало...