Стихи Веры Полозковой разных лет

И когда под легкими сходит лед -

Он немного

даже

разочарован.

18 июля 2007 года

@@@

Хвалю тебя, говорит, родная, за быстрый ум и веселый нрав.

За то, что ни разу не помянула, где был неправ.

За то, что все люди груз, а ты антиграв.

Что Бог живет в тебе, и пускай пребывает здрав.

Хвалю, говорит, что не прибегаешь к бабьему шантажу,

За то, что поддержишь все, что ни предложу,

Что вся словно по заказу, по чертежу,

И даже сейчас не ревешь белугой, что ухожу.

К такой, знаешь, тете, всё лохмы белые по плечам.

К ее, стало быть, пельменям да куличам.

Ворчит, ага, придирается к мелочам,

Ну хоть не кропает стишки дурацкие по ночам.

Я, говорит, устал до тебя расти из последних жил.

Ты чемодан с деньгами – и страшно рад, и не заслужил.

Вроде твое, а все хочешь зарыть, закутать, запрятать в мох.

Такое бывает счастье, что знай ищи, где же тут подвох.

А то ведь ушла бы первой, а я б не выдержал, если так.

Уж лучше ты будешь светлый образ, а я мудак.

Таких же ведь нету, твой механизм мне непостижим.

А пока, говорит, еще по одной покурим

И так тихонечко полежим.

21-22 июля 2007 года.

@@@

(Лохматому)

Он не пишет своих, но чужие его отчаянно веселят.

Он их складывает в башку себе, словно цацки.

Он и сам ходит где-то, куда Макар не гонял телят,

И кровь его не раствор печали, а, собственно, дистиллят.

Но писать стихи - это как-то не по-пацански.

Он как теплый циклон, продуцирует свет и тишь.

В детстве все от его спокойствия сатанели.

Ему легче сидеть в горах и курить гашиш,

Ведь когда Бог видит, что ты спешишь -

Твой состав встает посреди тоннеля

И стоит как врытый, как населенный железный гроб.

Не видать, мол, сегодня ни бухгалтерии, ни бабла нам.

Вот поэтому он сидит у себя внутри, как большой микроб,

Потребляет китайский чай, курит всякий смешной укроп,

А я еду за ним из последних строф, из последних строп -

Голубым несложенным парапланом.

26 июля 2007 года.

@@@

Что же ты, Вера, водишься с несогретыми,

Носишь их майки, пахнешь их сигаретами,

Чувствуешь их под кожей зимой и летом - и

Каждый памятный перелом.

Что же ты все на черные дыры заришься,

На трясины, пустоши да пожарища,

Там тебе самой-то себя не жаль еще,

Или, может быть, поделом?

Всей и любви, что пятьсот одна ветряная мельница,

И рубиться, и очень верить, что все изменится;

Настоящие девочки уезжают в свои именьица

И не думают ни о ком.

И читают тебя, и ты дьявольски развлекаешь их.

Юбка в мелкую сборку, папеньки в управляющих,

И не надо пить болеутоляющих

С теплым утренним молоком.

Ну а ты кто такая, Вера? Попса плакатная,

Голь перекатная,

Пыль силикатная,

Чья-то ухмылка неделикатная,

Кривоватая,

с холодком.

28-30 июля 2007 года.

@@@

Такая ночью берет тоска,

Как будто беда близка.

И стоит свет погасить в квартире –

Как в город группками по четыре

Заходят вражеские войска.

Так ночью эти дворы пусты,

Что слышно за три версты, -

Чуть обнажив голубые десны,

Рычит земля на чужих как пес, но

Сдает безропотно блокпосты.

Как в объектив набралось песка –

Действительность нерезка.

Шаг – и берут на крючок, как стерлядь,

И красной лазерной точкой сверлят

Кусочек кожи вокруг виска.

Идешь в ларек, просишь сигарет.

И думаешь – что за бред.

Ну да, безлюдно, к утру туманней,

Но я же главный противник маний,

Я сам себе причиняю вред.

Под бок придешь к ней, забыв стрельбу.

Прильнешь, закусив губу.

Лицом к себе повернешь – и разом

В тебя уставится третьим глазом

Дыра, чернеющая на лбу.

4 августа 2007 года.

@@@

Без году неделя, мой свет, двадцать две смс назад мы еще не спали, сорок - даже не думали, а итог - вот оно и палево, мы в опале, и слепой не видит, как мы попали и какой в груди у нас кипяток.

Губы болят, потому что ты весь колючий; больше нет ни моих друзей, ни твоей жены; всякий скажет, насколько это тяжелый случай и как сильно ткани поражены.

Израильтянин и палестинец, и соль и перец, слюна горька; август-гардеробщик зажал в горсти нас, в ладони влажной, два номерка; время шальных бессонниц, дрянных гостиниц, заговорщицкого жаргона и юморка; два щенка, что, колечком свернувшись, спят на изумрудной траве, сомлев от жары уже; все, что до - сплошные слепые пятна, я потом отрежу при монтаже.

Этим всем, коль будет Господня воля, я себя на старости развлеку: вот мы не берем с собой алкоголя, чтобы все случилось по трезвяку; между джинсами и футболкой полоска кожи, мир кренится все больше, будто под ним домкрат; мы с тобой отчаянно непохожи, и от этого все забавней во много крат; волосы жестким ворсом, в постели как Мцыри с барсом, в голове бурлящий густой сироп; думай сердцем - сдохнешь счастливым старцем, будет что рассказать сыновьям за дартсом, прежде чем начнешь собираться в гроб.

Мальчик-билеты-в-последний-ряд, мальчик-что-за-роскошный-вид. Мне плевать, что там о нас говорят и кто Бога из нас гневит. Я планирую пить с тобой ром и колдрекс, строить жизнь как комикс, готовить тебе бифштекс; что до тех, для кого важнее моральный кодекс - пусть имеют вечный оральный секс.

Вот же он ты - стоишь в простыне как в тоге и дурачишься, и куда я теперь уйду. Катапульта в райские гребаные чертоги - специально для тех, кто будет гореть в аду.

16 августа 2007 года.

@@@