Но сон во сне, как неотвязный призрак, как мириады разноцветных радуг, слепит и снова смешивает зренье.
Я пробужденья жду. Далекий свист ночных электровозов убеждает, что не остановима жизнь, что нужно инерцию движенья сохранять.
А, может, память этому порука, и сон не просто отдых, дань покою, а тот же бег в немой стране мечты?
11.10.84
Не раз, бессонницей измучен, в сердцах я говорил себе, что как просвет бывает в тучах, бывают радости в судьбе.
Что все имеет назначенье: цветок, и стебель, и зерно; что жизни бурное теченье перстом подправить не дано.
Что надо внешне хладнокровней держаться к вящей славе сонь, куда достойней перед ровней явить свой внутренний огонь.
Но сон смыкал надежно вежды касаньем ласковой руки; и все тревоги, все надежды казались утром далеки.
Другие мучили заботы.
Манили новые края...
Спроси себя: а все же кто ты на перепадах бытия?
Из тьмы и света мир твой соткан; и как бы ни был ты учен, а дух твой словно в гибкий кокон на время в тело заключен.
Цени ж игру воображенья, где все условности тесны.
Сумей за миг до пробужденья единым махом выпить сны.
4.11.84
Фрунзе
Люблю восточного базара неунывающий азарт.
Еще судьба не досказала, не разложила мятых карт.
И вот торговец сладкогласный тасует цены и слова.
А солнце не жалеет красок, и медом пахнет пахлава.
Мир рынка всюду одинаков, но здесь вольготно и светло.
И я, как записной гуляка, ловлю последнее тепло.
4.11.84
Фрунзе
Слова твои, не ахай и не охай, найдут признанье позже, может быть, как свет звезды немыслимо далекой, что продолжает, и сгорев, светить.
Но что мне отсвет отгоревшей жизни, что ореол священного огня, раз нет меня? Нет нужды в пышной тризне, раз выбрал ночь и не увижу дня.
29.11.84
1985 год
ЗОЛА
Чего мне ждать? На что надеяться?
На то, что все-таки поймут и перепеленают сердце, и выбросят обиды жгут.
Все время - деньги, деньги, деньги! - а я, как нищий на углу, устал молиться и тетенькать, и дуть на чувств своих золу.
Из пепла не возникнет пламя, из безысходности - любовь, и только память, только память ещё мою согреет кровь.
Когда чредой пройдут виденья, я оценю ли грез размах?
Души не меряны владенья, и я здесь подлинный монарх.
Хочу - люблю, хочу - караю, и в сновиденческом огне не к раю, к дедовскому краю хотелось быть поближе мне.
Чтобы из мглы вечерней свита и предзакатного огня, всех этих грешных духов свита не ополчилась на меня.
О, да не буду близким в тягость!
Уйду, пока не надоел, навеки в край, где плещет радость за установленный предел.
На то нам и дается слово, чтоб светом выхватить из мглы две-три щербатинки былого и - не разворошить золы.
31.08.85
КОРАЛЛ
Ты прав, знаток любви, Стендаль, кристаллизируется чувство и обретает сердце даль, в которой без любимой пусто.
Течет по жилам чудный ток искрящихся переживаний.
Благоуханна, как цветок, любовь, а ты - всего желанней.
О, только б находиться близ, навек не прерывать мгновений; любая прихоть, твой каприз и полноправны, и священны.
Омытый зрением двойным, мир предстает в красе нетленной.
О, только б с ней; о, только б с ним навек не прерывать мгновений.
И как бы рок ни покарал, одно спасенье - сердцу вверься, любовь особенный коралл, растущий по законам сердца.
30.09.85
Дочери - 15 лет.
Джинсы. Модная прическа.
А в глазах - тревожный свет, характерный для подростка.
Сотни, тысячи проблем сложностью своей пугают.
Что там Брэдбери и Лем, здесь фантастика другая.
Поражаюсь каждый раз неприступности задачи.
Опыт взрослых - не указ.
Да и как ещё иначе.
Открывает новый мир дочь моя, кончая школу.
Не разученный клавир, а - дорогу в звездном поле.
Дочери - 15 лет.
Не споткнется ли дорогой?
Утром я смотрю ей вслед с очень родственной тревогой.
30.09.85
Ты помнишь: вечер, мой мундир и шум вокзала?
"Любовь изнашивается до дыр", - ты мне сказала.
Любовь изнашивается, как ткань.
Рано иль поздно.
Не плачь, не плачь. Ах, перестань!
Взгляни на звезды.
Что в бесконечной глубине горят беспечно.
В том очистительном огне пребудем вечно.
4.10.85
НОЧНАЯ СКАЗКА
Я люблю сиянье солнышка.
С ним надежней и вольготней.
И видны при нем до донышка чердаки и подворотни.
Ночью жутко: всюду гномики
( в лунном свете - голубые), сжав в руках покрепче ломики, мерят улочки кривые.
Ничего себе подросточки, мышцы вовсе не из ваты; тренированные косточки, лишь умишком щупловаты.
Ходят-бродят, уши домиком, ищут, что лежит похуже.
Вся мечта - немытым ломиком жахнуть исподволь снаружи.
Омерзительны их хитрости, их подпольные секреты.
Вот бы разом напрочь вытрясти их душонки, их кастеты.
Извести б гвардейский выводок, честным людям нет проходу.
Может, солнце все же выведет их на чистую на воду.
Встань же, круглое и красное, разгони всю темь собою, пусть над нами снова властвует только небо голубое.
11.12.85
ВМЕСТО РЕЦЕНЗИИ
Читаю Кочеткова.
Тяжелая судьба.
Но живо, живо слово и рифма не слаба.
Не потускнел твой гений, от времени не стих.
Сквозь толщу потрясений к нам твой прорвался стих.
"Баллада о вагоне" взлетит под потолок.
По всей стране в ладони твой первый сборник лег.
Избегнув катастрофы, вернулся ты домой; и эти чудо-строфы поднял над головой.
При людях - мягкость, робость.