Я жил в углу. Я видел только впалостьОтцовских щек. Должно быть, мало знал.Но с детства мне уже казалось,Что этот мир неизмеримо мал.В нем не было ни Монте-Кристо.Ни писем тайных с желтым сургучом.Топили печь, и рядом с нею приставПерину вспарывал литым штыком.Был стол в далекий угол отодвинут.Жандарм из печки выгребал золу.Солдат худые, сгорбленные спиныСвет заслонили разом. На полу —Ничком отец. На выцветшей иконеКакой-то бог нахмурил важно бровь.Отец привстал, держась за подоконник,И выплюнул багровый зуб в ладони,И в тех ладонях застеклилась кровь.Так начиналось детство…Падая, рыдая,Как птица, билась мать, и наконецЗапомнилось, как тают, пропадаютВ дверях жандарм, солдаты и отец…А дальше — путь сплошным туманомзастлан.Запомнил только: плыли облака,И пахло деревянным масломОт желтого, как лето, косяка.Ужасно жгло. Пробило все навылетЖарой и ливнем. Щедро падал свет.Потом войну кому-то объявили,А вот кому — запамятовал дед.Мне стал понятен смысл отцовских вех.Отцы мои! Я следовал за вамиС раскрытым сердцем, с лучшими словами,Глаза мои не обожгло слезами,Глаза мои обращены на всех.
Памятник
Им не воздвигли мраморной плиты.На бугорке, где гроб землей накрыли,Как ощущенье вечной высоты,Пропеллер неисправный положили.И надписи отгранивать им рано —Ведь каждый, небо видевший, читал,Когда слова высокого чеканаПропеллер их на небе высекал.И хоть рекорд достигнут ими не был,Хотя мотор и сдал на полпути, —Остановись, взгляни прямее в небо,И надпись ту, как мужество, прочти.О, если б все с такою жаждой жили! —Чтоб на могилу им взамен плиты,Как память ими взятой высоты,Их инструмент разбитый положилиИ лишь потом поставили цветы.
Варвара Наумова
Снова лето
Еще со взгорья, как штыки нацелясь,Торчат сухие мертвые стволыИ, словно зло оскаленная челюсть,На мшистом склоне надолбы белы;Еще землянок черные берлоги,Сухим быльем с краев занесены,Зияют в чаще по краям дороги, —Но этот лес — живой музей войны.Уж на дрова разобраны завалы,Природа нам союзницей была:Она дождями гарь боев смывала,На пепелище зелень привела.И хутора спускаются в долину,С угрюмым одиночеством простясь,И жизнь полей становится единой,И неразрывной будет эта связь.Еще для слуха кажутся чужимиНазванья сел, и путь меж ними нов, —Но родины единственное имяВстает как день над волнами холмов.И люди здесь спешат трудом и словомЗапечатлеть во всем ее черты,Уже навек сроднившись с краем новымВ сознании спокойной правоты.