Стихи и поэмы

соколята бредят в гнездах,

а в скворечниках скворцы.

Звездной ночью, птичьей ночью

потихоньку брежу я:

- Кем ты будешь, дочка, дочка,

рыженькая ты моя?

Будешь ты парашютисткой,

соколенком пролетать:

небо - низко, звезды - близко,

до зари рукой подать.

Над зеленым круглым миром

распахнется белый шелк,

скажет маршал Ворошилов:

- Вот спасибо, хорошо!

Старый маршал Ворошилов

скажет: - Ладно, будем знать:

в главный бой тебя решил я

старшим соколом послать.

И придешь ты очень гордой,

крикнешь: - Мама, погляди!

Золотой красивый орден,

точно солнце, на груди...

Сокол мой, парашютистка,

спи...

не хнычь...

время спать...

Небо низко,

звезды близко,

до зари рукой подать...

Март 1936. Детское Село

Два стихотворения дочери

1

Сама я тебя отпустила,

сама угадала конец,

мой ласковый, рыженький, милый,

мой первый, мой лучший птенец...

Как дико пустует жилище,

как стынут объятья мои:

разжатые руки не сыщут

веселых ручонок твоих.

Они ль хлопотали, они ли,

теплом озарив бытие,

играли, и в ладушки били,

и сердце держали мое?

Зачем я тебя отпустила,

зачем угадала конец,

мой ласковый, рыженький, милый,

мой первый, мой лучший птенец?

2

На Сиверской, на станции сосновой,

какой мы страшный месяц провели,

не вспоминая, не обмолвясь словом

о холмике из дерна и земли.

Мы обживались, будто новоселы,

всему учились заново подряд

на Сиверской, на станции веселой,

в краю пилотов, дюн и октябрят.

А по кустам играли в прятки дети,

парашютисты прыгали с небес,

фанфары ликовали на рассвете,

грибным дождем затягивало лес,

и кто-то маленький, не уставая,

кричал в соседнем молодом саду

баском, в ладошки: - Майя, Майя!

Майя!.. -

И отзывалась девочка: - Иду...

1936

Предчувствие

Нет, я не знаю, как придется

тебя на битву провожать,

как вдруг дыханье оборвется,

как за конем твоим бежать...

И где придется нам проститься,

где мы расстанемся с тобой:

на перепутье в поле чистом

иль у заставы городской?

Сигнал ли огненный взовьется,

иль просто скажет командир:

- Пора, пускай жена вернется.

Пора, простись и уходи... -

Но в ту минуту сердце станет

простым и чистым, как стекло.

И в очи Родина заглянет

спокойно, строго и светло.

И в ней, готовой к муке боя,

как никогда, почуем вновь

нас окрылявшую обоих

единую свою любовь.

И снова станет сердце чистым,

разлука страшная легка...

И разгласит труба горниста

победу твоего полка.

1936

«Ты у жизни мною добыт...»

Ты у жизни мною добыт,

словно искра из кремня,

чтобы не расстаться, чтобы

ты всегда любил меня.

Ты прости, что я такая,

что который год подряд

то влюбляюсь, то скитаюсь,

только люди говорят...

Друг мой верный, в час тревоги,

в час раздумья о судьбе

все пути мои дороги

приведут меня к тебе,

все пути мои дороги

на твоем сошлись пороге...

Я ж сильней всего скучаю,

коль в глазах твоих порой,

ласковый, не замечаю

искры темно-золотой,

дорогой усмешки той -

искры темно-золотой.

Не ее ли я искала,

в очи каждому взглянув,

не ее ли высекала

в ту холодную весну...

1936

Обещание («Вот я выбирала для разлуки...»)

Вот я выбирала для разлуки

самые печальные слова.

На прощанье многим жала руки,

с горя ни мертва и ни жива.

Только о тебе еще не спела,

об единственном в моей судьбе:

я словам глухим и неумелым

не доверю песню о тебе.

Потому что всю большую дружбу,

всю любовь прекрасную твою

в верности, любви и дружбе мужа,

Родина, все время узнаю.

Все твои упреки и тревоги,

всю заботу сердца твоего...

Даже облик твой, родной и строгий,

неразлучен с обликом его.

Осеняет шлем литые брови,

Млечный Путь струится по штыку...

Кто еще любимей и суровей,

чем красноармеец начеку?

Для кого ж еще вернее слово

и прекрасней песня - для кого?

Сорок раз спою для прочих снова

и единожды - для одного.

Но с такою гордостью и силой,

чтобы каждый вздрогнул: красота!

Чтоб дыханье мне перехватила

вещая, как счастье, немота...

1936

«Синеглазый мальчик, синеглазый...»

Синеглазый мальчик, синеглазый,

ни о чем не спрашивай пока.

У меня угрюмые рассказы,

песенка - чернее уголька.

А душа - как свечка восковая:

пламенея, тает - не помочь.

Ведь ее, ничем не прикрывая,

я несу сквозь ледяную ночь.

Свищет ветер, хлопьями разлуки

мой бездомный путь оледенив.

Мечется и обжигает руки

маленький огонь свечи-души.

Сколько лет друзья корят за это,

свой убогий светик обложив

малыми кульками из газеты,

матовыми стеклышками лжи.

Синеглазый, ты меня не слушай,

ты один совет запомни мой:

ты неси сквозь мрак и ветер душу,

не прикрыв ни песней, ни рукой.

1936

«Все пою чужие песни...»

Все пою чужие песни

о чужой любви-разлуке.

О своей - неинтересно,

только больше станет скуки.

Все прислушиваюсь к этим

песням, сложенным другими,

значит, не одна на свете

я с печалями своими?

Милые мои, хорошие,

неизвестные друзья,

значит, все вы были брошены

иль не найдены, как я?

Значит, минет? Значит, сбудется!

Значит, песня обо мне

никогда не позабудется

в нашей дружной стороне?

1936

«Я уеду, я уеду...»

Я уеду, я уеду

по открытию воды!..

Не ищи меня по следу -

смоет беглые следы.

А за мною для начала

все мосты поразведут

и на пристанях-вокзалах