Стигмалион

– Вы справитесь! Если это та же болезнь, что и у меня, то горячая вода… И спреи…

– Даже слышать об этом не хочу.

– Почему?!

– Потому что хочу, чтобы она жила полной жизнью. С кем-то… нормальным. Хочу, чтобы она была с тем, кого не будет бояться ненароком убить… С тем, с кем не нужно обращаться, как с фарфоровой вазой! Я уже все решил, – добавляет он и подает официанту знак.

Я молчу, пока он делает заказ. Пока нам приносят воду и разливают в стаканы. Пока Сейдж снова наматывает на шею шарф, который делает его похожим на парня из модного каталога. Очень бледного парня с очень грустными глазами… Как странно видеть таким потерянным человека, чья мудрость, дерзость и драйв так щедро подпитывали меня всю мою жизнь.

– Жизнь ничего не дарит, только одалживает на время – так говорят? Пришло время возвращать все обратно. Все, что у меня было.

– Замолчи! – вскрикиваю я так громко, что люди вокруг начинают оглядываться. – Сколько раз! Сколько раз ты говорил мне, что нельзя сдаваться! Что выход будет! Что нужно верить! И вот теперь…

– Я неплохой советчик, когда дело не касается меня самого, не так ли? – меланхолично острит он. – Долорес… Давай проведем этот вечер, как будто ничего не случилось. Как будто все это, – он указывает на свою шею, – просто мой страшный сон. Как будто жизнь продолжается.

– А она и продолжается! Просто теперь ты очень полюбишь горячую воду, болван, – говорю я сквозь слезы. Мой подбородок предательски дрожит, руки трясутся, а сердце вообще трепыхается внутри, как подбитое.

Сейдж натянуто улыбается в ответ и наливает мне вина из только что принесенной официантом бутылки.

– Начали без нас? – восклицает Бекки за спиной, да так неожиданно, что мы оба вздрагиваем. – Ах вы, маленькие ирландские алкоголики!

Бекс звонко смеется и садится рядом с Сейджем, обвивая его руками. Она снова перекрасила волосы. На этот раз – самый спокойный и красивый цвет из всех, что были раньше: каштановый с золотистыми всполохами. Он придает ей серьезность и какую-то особенную красоту, взрослую красоту. Надеюсь, она сохранит его до свадьбы и не выкрасит волосы накануне церемонии в голубой или красный!

Вильям опускается рядом и касается губами моего виска. Мой парень выглядит, как бог, улыбается, как король, и, как обычно, излучает невидимые, но ощутимые волны счастья и секса. Обычно я не могу оторвать от него глаз, но сегодня они снова и снова тянутся к брату.

Я украдкой наблюдаю за тем, как Бекки целует Сейджа в губы, и как он торопится запить ее поцелуй вином. Как вздрагивает его рука, когда на нее опускается ладонь Бекс. Как пристально Сейдж смотрит на Бекки, словно не может насмотреться. Как он вполуха слушает ее щебет о предстоящей свадьбе и чертовски умело делает счастливый и беззаботный вид.

И тогда я перевожу взгляд на Вильяма и понимаю, как сильно, безумно, слепо и отчаянно я ценю то, что у нас есть. То, что пока никто не отнял. Но то, что так легко потерять. Я сжимаю его руку под столом, и он сжимает мою в ответ. Мне хочется плакать от боли за брата, но я не позволю себе испортить этот ужин.

И еще я не позволю ему сдаться.

Я буду бороться за него, как он когда-то боролся за меня.

Ведь борьба – это единственное, что может заставить Бога открыть свою базу данных, разыскать наши профайлы среди семи миллиардов и переписать наши судьбы.

Письма, без которых эта книга не была бы полной

Январь, 2008 год.

От кого: Эми Макбрайд

Кому: Ингрид Веланд

Дорогая Ингрид!

Не хватит никаких слов, чтобы описать, как мы сожалеем о случившемся. Пожалуйста, напиши, как там Вильям. Все ли в порядке с рукой? Как его состояние? Мы очень переживаем.

Единственное объяснение, какое я нахожу всему тому, что сделала Долорес, – это ее изолированность от других детей, чувства к брату, которого она боится потерять и которого ревнует ко всем подряд, и еще череда прискорбных случайностей. Мы с Ральфом уверены, что Долорес сама не подозревала, что может произойти, и насколько яростно собака примется исполнять команду. Хэйзел всегда отличалась уравновешенным нравом и никогда ни на кого не нападала, иначе бы мы давно приняли меры.

Долорес очень сожалеет о случившемся. Постоянно спрашивает о мальчике из Норвегии, она потрясена, часто вскакивает ночью, рыдает и не может уснуть. В последний раз она проснулась с криками «Прочь, Хэйзел! Отпусти его!»