Стигмалион

– Родная, ты в порядке? Мы снова получили сигнал.

– Да, мам, все в порядке. Просто… просто ногу подвернула, – всхлипнула я. – Обезболивающего нет, идти в аптеку не могу… Так что я сниму его на ночь, о’кей? Не волнуйтесь, если штуковина начнет вам кричать, что не чувствует мой пульс.

– О’кей, поспи, милая. Наступит утро, и боль утихнет, вот увидишь.

– Хорошо, мам.

Я сняла болеметр и положила на прикроватную тумбочку. Сегодня и правда лучше его снять. Он сломается от перенапряжения, если я оставлю его на руке…

38 Самые сильные, верховные маги

Бекки заглянула ночью, сказала, что уезжает к своему парню, но утром обязательно вернется, позвенела ключами от машины, пошуршала одеждой и ушла. Сон так и не пришел. Я выбралась из постели, надела пальто Бекки прямо на пижаму и вышла на балкон. Самое сердце ночи. Тишина, от которой можно оглохнуть. И холод, от которого можно растерять все зубы.

Интересно, где он сейчас, куда поехал, где спит. Спит ли…

Я поплотнее запахнула пальто, вышла из квартиры и спустилась на подземную парковку. Замерцали люминесцентные лампы, и я медленно пошла вперед, выискивая среди рядов машин «Теслу» Вильяма.

Та стояла в самом конце, отражая лаковой поверхностью свет тусклых ламп. Я подошла ближе, путаясь в ногах, и заглянула в салон. Вильям полулежал на сиденье, уложив согнутые в локтях руки на голову, так что были видны только губы и подбородок. Я открыла двери и тихо позвала:

– Вильям?

Он шевельнулся, уронил руки и сел, глядя на меня, как на привидение.

– Идем. Я так не могу. Спать в твоей кровати, пока ты мерзнешь здесь…

– До-ло-рес Мак-брайд, – произнес он по слогам. – И вот т-ты с-снова мне с-снишься. Снова и снова…

Он был сильно пьян. Не то чтобы в дрова, но с трудом складывал слова в предложения. На соседнем сиденье валялась на треть пустая бутылка джина. Из салона обрушился крепкий запах этанола и можжевельника.

– Серьезно? Джин?

– Самое лучшее обезболивающее, – спотыкаясь на словах, напомнил он.

Я сунулась в салон, нашла его руку и потянула за собой.

– Пошли.

Его рука оказалась влажной, и я замерла, когда обнаружила, что костяшки его пальцев истекают кровью. Теперь понятно, почему он пьет: ему больно.

– Ох… Ты притронулся к кому-то?

– Да. К стене, – кивнул он, указывая на белую гладь опорной стены, где штукатурка местами осыпалась и была запятнана кровью, как будто ее кто-то долго и упорно лупил, не жалея рук.

– Ты с ума сошел?! Зачем?! Идем, нужно перебинтовать!

Вильям рассмеялся, и от этого смеха внутри все сжалось.

– Тебя беспокоят мои руки?

– Да.

– У меня из груди торчит нож, как насчет него?

Я поняла, что это метафора, но на мгновение мне стало жутко.

– Идем. – Я снова потянула его из машины, сжав ладонь. – Прошу тебя.

Вильям выбрался из машины, покачиваясь и глядя на меня с непроницаемым выражением лица. Я обхватила его за талию и повела к лифту. Хотя не думаю, что смогла бы удержать массивное тело, если бы он вдруг решил упасть.

Мы вернулись в квартиру в полном молчании.

– Я принесу бинты, садись…

Когда я вернулась из кухни с аптечкой, Вильям лег на диван и снова принял то же самое положение, что и в машине: руки согнуты в локтях и заброшены на голову, словно свет режет ему глаза. Я подумала бы, что он уснул, если бы грудь не вздымалась так часто.

Я села рядом с ним и взяла за руку. Кожа к коже. Без всяких гребаных перчаток. Наверное, я никогда не смогу привыкнуть к этому ощущению мягкости и теплоты. В жизни много прекрасных вещей, но прикосновение прекрасней всего.

– В этом точно нет необходимости, Долорес, – заговорил Вильям хрипло, еле-еле выговаривая слово «необходимость». – Если тебе это в кайф, то я потерплю. Если нет, то иди спать. Ты ничего мне не должна…

– Зачем ты делал это?

– Делал что?

– Бил стену.

– Чтобы не убить человека.

– Разумно, – машинально пробормотала я, просто чтобы поддержать разговор: Вильям вел себя спокойнее, когда говорил со мной. – И в чем же он так провинился?

– Притронулся к тебе.

Я вскинула глаза, чувствуя, как отливает кровь от лица. Бекки! Какого черта она сказала, что я была не одна?! Он не должен был узнать. Ему не нужно знать об этом…

– Он просто друг, – солгала я, трясущимися руками раскладывая вокруг бинты и вату.

– Друг, в общении с которым скоро понадобятся восковой спрей и горячая вода?

Я выпустила его ладонь, задыхаясь от возмущения.

– Можешь говорить как есть, Долорес. У меня уже не осталось никаких сил, чтобы продолжать пытаться исправить все это…

– Кто сказал тебе?!

Сейдж. Он узнал все от Сейджа. Откуда же еще…

– Птичка-синичка.

– Птичка-синичка по имени Сейдж? И с каких это пор Веланды на короткой ноге с Макбрайдами?

– О-о-о, с давних, – поморщился он, откидывая назад голову. – С давних-давних пор. Друзья, союзники, заговорщики, а скоро еще и родня…

– Что ты несешь?

Вильям сел прямо, закинул руку на спинку дивана, и наклонился ко мне поближе, глядя прямо в глаза:

– Спущенные колеса, потоп в твоей квартире, Сейдж, отказывающий в приюте на ночь, Бекки затаскивающая тебя сюда. Ты думаешь, это все случайно?

– До сих пор не понимаю, о чем ты, – застыла я.