Стигма ворона 4

— Как это? — удивился Гидра. — Нам сказали, будет брошен жребий, и...

— Представители двенадцати акад изменили свое решение, — перебил его загорелый. — Следуйте за мной!

Он двинулся вниз по ступеням. Птица первой поспешила за ним. Потом, недовольно крякнув, не лестницу ступил Гидра.

— Видать, наш тринадцатый-то неподалеку? — негромко проговорил он, проходя мимо Червя.

— Кто знает, — так же быстро и тихо ответил ему Червь.

Шаккан плелся за всеми последним. Он нес перед собой меч в ножнах, будто чью-то отрубленную руку.

Ступени сначала вели в какое-то подземелье, а потом начали круто подниматься наверх — и вскоре все четверо оказались перед небольшими подъемными воротами, через решетку которых виднелся белый день и небольшая песчаная арена с трибунами.

Два силача при виде дингиров, лязгая цепями, принялись поднимать тяжелую решетку.

Птица, поднырнув под нее, вылетела на арену первой. Следом неспешной походкой вышли Червь и Гидра. Позади всех плелся Шаккан, и решетка за его спиной с грохотом опустилась.

Юноша вздрогнул и остановился. Подняв голову, он с удивлением обнаружил, что трехъярусные трибуны забиты людьми, хотя вокруг царила тишина. Десятки глаз внимательно и при этом равнодушно взирали на бойцов, трое из которых были обречены закончить свою жизнь здесь, на этой арене.

В первом ряду особенно выделялась группа жрецов в белых одеяниях, с непокрытыми седыми головами. Они, казалось, особенно напряженно всматривались в дингиров, обсуждая что-то между собой на ухо и шепотом.

— Хоть бы погудели, руками помахали в знак приветствия! — злобно крикнул трибунам Гидра с застывшей на губах фальшивой усмешкой. — Люди даже фиглярам на площадях машут!

— Так то — люди, — заметил Червь, с невозмутимым лицом доставая из ножен свой меч. — А здесь — аристократы. Тонкая разница, брат.

Неожиданный удар гонга заставил всех вздрогнуть.

Кроме Птицы.

Не задерживаясь ни на секунду, она с готовностью вскинула оружие, и над ареной прозвенел громкий, пронзительный птичий крик. Откуда-то сверху, будто с неба, посыпались тонкие желто-зеленые дротики.

Шаккан весь сжался, ожидая боли.

Но, как ни странно, ни один из дротиков не вонзился в его тело, как если бы юношу защищала железная броня.

Гидра с воплем бросился на Птицу. Червь, стиснув зубы, рванулся за ним, унося на плечах множество мелких ран. Все вокруг заволокло зеленоватой мглой, а люди на трибунах превратились в ослепительные золотые силуэты.

Удивленный шелест пронесся по рядам зрителей. Жрецы повскакивали со своих мест.

— Носитель акады!.. — донеслось до слуха Шаккана.

— Смотрите, он — носитель!.. Его защищает акада!

Шаккан взглянул на самого себя.

И понял, отчего все так взбудоражены — ведь он, дингир, сейчас точно так же сиял золотом, как и они!

Ни один дикий дух не омрачал чистоты его сияния. И этот свет акады, как панцирь, только что защитил его от атаки Птицы!

Между тем Червь с обнаженным мечом подскочил к девушке, а Гидра, опустившись на одно колено, вонзил руку в песок. Почва вокруг отбивающейся Птицы зашевелилась, и из нее принялись одна за другой выползать здоровенные узорчатые змеи.

Послушные воле своего призывателя, твари бросились под ноги девушке. Та снова громко, пронзительно закричала — но в этот раз не по-птичьи, а по-человечески...

От боли в груди Шаккан содрогнулся и закрыл глаза.

Он не хотел видеть, как вчерашние соратники убивают друг друга. Слишком хорошо он помнил, как все сидели за одним столом — как семья, как единомышленники.

И вот теперь — такой конец!

Бросив меч, юноша не открывая глаз сел на песок, который почему-то казался теплым.

Как его когда-то учил наставник в маленьком доме, затерянном в проклятых землях Иркаллы.

«Боль и радость нужно встречать с любовью» — говорил отшельник.

Потому что и то, и другое — жизнь.

Если можешь что-то изменить и сделать лучше — измени и сделай.

А если не можешь — то делай то, что можешь. Например, сделать лучше самого себя. Нельзя отвечать за всех и все. Но за самого себя — просто необходимо. Потому что если ты не способен отвечать за собственные поступки, то, значит, и не человек ты вовсе. А неразумное животное.

Остановить творящееся вокруг убийство Шаккан не мог.

Но в его власти было самому не становиться убийцей.

Он сидел на песке — невозмутимый и безмятежный золотой силуэт посреди кровавых брызг и ползущих змей. И не видел, как упала обезглавленная Птица. И как постепенно на трибунах все начали подниматься на ноги, глядя на то, как клубящиеся вокруг золотого юноши змеи вздрагивают и ежатся от прикосновения к его коже. Как в пятый раз Гидра вырывался из-под натиска Червя и швырял Шаккану в голову созданный энергией дикого духа ядовитый клинок, мерцающий зеленью — но приблизившись к юноше, клинки исчезали, не причинив ни малейшего вреда.