Стезя

Золотой остров

Ем бананы, валяюсь на пляже
В первый раз за трагический век.
Никакого здесь нет эпатажа,
Как нормальный живу человек.
Все стабильно: ни путча, ни рынка,
Ни пустых политических ляс.
Час-два лету до Санто-Доминго,
Двести верст и – в огнях Каракас.
По соседству фламинго гнездится,
Дозревает кокосовый сок.
Поселиться бы здесь, позабыться,
Позарыть даже память в песок.
Что еще романтичней и краше:
Затеряться вот так, запропасть,
Коль в Отечестве нашем – не наша,
Продувная, продажная власть.
В человеческом счастье иль горе
Не бывает дороги прямой.
Над лагуной Карибского моря
Взвешу все и... уеду домой.
А приснится мне птица фламинго
И нектаром кокос налитой,
Вспомню остров и Санто-Доминго,
Как негаданный сон золотой.

1992

Гавана

Разбитная старушка, с ней внучка иль дочь,
В ожидании рейса калякаем.
Революцией пахнет гаванская ночь,
Керосином и всячиной всякою.

Ожидание рейса. Уснуть бы, прилечь,
Но барбудосы шляются разные.
И главенствует – нет! – не испанская речь
А российская, русская – праздная.

Сейнерили ребята. И вольную пьют.
Ты ж болваном сидишь, как потерянный,
А возникнешь под пьяную руку, убьют
И не вякнешь, как палтус ошкеренный.

Разбитная старушка, ты лучше завянь,
Дочка-внучка, отстань с разговорами,
А закрой свои ножки и зло не тарань
Рыбачков колумбийскими взорами.

За окошком тропическая канитель,
Непогодные – что ли? – условия.
Где-то спать собирается Кастро Фидель,
Парабеллум кладет в изголовие.

Ожидание рейса. Угрюмый момент.
В тесном зале мурманская лексика.
Но Россия закрыта. И Ньюфаундлен
В гололеде. Свободна лишь Мексика.

Будь что будет. Исходит кубинская ночь.
Притомились мои иностраночки.
Угнездилась старушка, а внучка иль дочь
Тянет медленно «пепси» из баночки...

1993

Но пасаран!

В отеле солнечной Гаваны,
Где нынче сервис – не фонтан,
Весь в хаки, вылез из-под ванны
Голодный местный таракан.

«Что, камарадо, дело плохо?
Опять в идеях наших брешь! –
Вздохнул я. – Скверная эпоха!
И крошку хлеба бросил. – Ешь!»

И следом новую добавил,
И по-немецки гаркнул: «Шнель!»
Собрал он пищу, ус поправил
И тотчас юркнул за панель.

И там, насытясь мило-любо,
В теснинах труб и теплых ванн,
Ответил зычно: «Вива – Куба!
И вообще – но пасаран!»

1994