Стезя смерти

— А тебя волнует лишь это? Тебя тревожит лишь вопрос, насколько долго я смогу быть полезен? В этом причина того, что сегодня я здесь, в твоем доме, в твоей постели, в твоей жизни? Держишь меня про запас на случай повторного ареста?

— Второго не будет, — отозвалась Маргарет уверенно. — Что же до игр, милый, то — откуда мне знать, не играешь ли со мною ты? Быть может, это очередной ваш метод — сперва довести до отчаяния, убедить в неизбежности смерти, а после действуешь ты, мой избавитель, и вот — я твоя, плачу у тебя на плече и выбалтываю свои тайны. После чего ты пишешь отчет о благополучно завершенной работе, ты в почете, а я на костре. Это было бы весьма… по-инквизиторски.

— И именно для этого я подставил свою физиономию под нежное поглаживание Дитриха, едва не своротившего мне челюсть в припадке бешенства. — Курт поднялся, тут же снова сел обратно, сжав кулак и бросив на нее гневный взгляд. — Так? Именно для удачного завершения работы я выставил себя глупцом, став предметом насмешек для одной половины города и ненависти для другой; это ты хочешь сказать? Мне надоело это. Надоело чувствовать себя твоей прислугой. Если сейчас я не услышу от тебя ответов, это будет означать, что мои подозрения верны, и мое будущее — оказаться там же, где твои прошлые обожатели, или повторить судьбу университетского секретаря. Итак, ты будешь говорить со мною?

— Боже, ты и сейчас как на службе; не принесешь мне кувшин с водой со стола? — усмехнулась Маргарет; Курт рывком поднялся, потянувшись к одежде на полу, и она нахмурилась. — Не делай этого.

— Довольно приказов, — отозвался он, одеваясь. — Я ушел от них, однако, кажется, к ним и пришел — лишь из иных уст… Я ухожу. Если к тому мгновению, как за мною закроется дверь твоей спальни, ты не скажешь «я поговорю с тобой», дверь эта, Маргарет, за мной закроется навсегда. Если тебя это хоть сколько-то тревожит, если до сих пор ты говорила мне правду, и я — не просто забава, ты скажешь это.

Курт не оборачивался, но чувствовал взгляд в спину — пристальный и острый; когда, медленно прошагав к ремню с оружием, валяющемуся посреди комнаты, он наклонился, чтобы подобрать его, кровать скрипнула, зашуршало покрывало — Маргарет рывком села.

— Ты не хочешь уходить, — заметила она тихо, и Курт кивнул, обернувшись лишь на миг.

— Не хочу. Но и жить так дальше тоже не хочу, не могу и не стану. Мне больно будет это делать, я не стану говорить, что это не так, не стану разыгрывать хладнокровного волокиту — ты сама знаешь, как много ты значишь для меня. Но лучше так. Лучше сейчас я вырву все, что было, из своей жизни — пусть с мясом, с болью, но зато враз, чем переживать это снова и снова.

— Неужели рядом со мной так скверно?

— Я все сказал, — вздохнул Курт, застегнув пряжку, и двинулся к двери — медлительно, нехотя, ожидая желанных слов и с каждым истекающим мгновением все более уверяясь в том, что не услышит их, что тишина так и останется рядом, провожая к двери, и в душе медленно зашевелилась, оживая, прежняя пустота…

— Не проделывай этого со мною снова! — звенящим шепотом воскликнула она. — Всему есть предел!

— Вот именно, — тихо согласился Курт. — Всему есть предел. Мой — достигнут.

— Я поговорю с тобой, — почти перебив его, быстро сказала Маргарет, отвернувшись.

Он остановился, обернувшись и глядя на ее побледневшее за последние дни лицо молча еще минуту, и медленно приблизился, присев подле нее и накрыв тонкое запястье своей ладонью.

— Спасибо.

Маргарет поморщилась, однако руки́ не высвободила, с усилием улыбнувшись:

— Задавайте ваши вопросы, майстер инквизитор. Отвечу правдиво на каждый.

— Не надо, — попросил Курт мягко. — Мне этот разговор неприятен, как и тебе.

— Ты уже говорил это; я помню — все эти три дня.

— Я знаю. Но что тут поделать, если иных слов подобрать просто-напросто нельзя? Мне, повторяю, неприятно все это обсуждать и тяжело будет выслушивать твои ответы, но так более продолжаться не может. Я хочу знать все. Я должен знать все.

— Что именно? — с усталым отчаянием уточнила та. — Сколько их было в моей жизни — заметь, до тебя и совершенно не имеющих никакой для меня значимости?

— Да, хотя бы, — подтвердил Курт болезненно. — И дело не в тривиальной ревности. Но знать я должен все.

— Спрашивай, — повторила Маргарет тихо, придвинувшись ближе; он опустил голову, проведя по лицу ладонью, словно стремясь стереть, сбросить нечто, бывшее маской кого-то другого, кто мог бездумно ввергнуться в пропасть слепой страсти, забыв обо всем.

— Я знаю о троих, — глухо выговорил Курт, глядя в пол, и, тяжело обернувшись к ней, посмотрел в глаза, пытаясь отследить ответ, которого, возможно, не будет произнесено вслух. — И Шлаг. Четверо. Ты убила четверых молодых парней, виновных в том, что… В чем? В том, что всего лишь надоели тебе?

— Боже, ну, какое тебе до них дело? С тобой я так не поступлю; разве не это главное?

— Ты обещала ответить, — напомнил он, и Маргарет вздохнула: