Этой ночью Кёльн словно бы вымер — безденежные студенты, желающие одним махом поправить свои дела, не шатались по переулкам, предлагая припозднившимся прохожим внести пожертвования в пользу голодающих, да и самих прохожих не было, зато улицы буквально кишели магистратской стражей. Курт шел, не скрываясь, лишь время от времени приходилось извлекать из-под воротника Знак, когда путь ему заступала очередная пара блюстителей порядка; оные блюстители попадались столь часто, что он, в конце концов, просто оставил медальон висеть поверх куртки, дабы не тратить время и нервы — и свои, и городской стражи.
Неблагополучные кварталы обозначились уже совершенным безлюдьем; здесь не было и караулов, и, казалось, даже вездесущие уличные коты, единственные нарушители спокойствия, коим не указ были даже магистратские солдаты, избегали появляться здесь. И все же ночные шорохи обступали со всех сторон, словно в пустых окнах брошенных домов, в осыпавшихся дверных проемах по временам появлялись то ли таинственные обитатели этих запретных для добропорядочного горожанина мест, то ли бывшие хозяева жилищ, в ночную пору возвращавшиеся из дальней, темной стороны жизни и смерти…
Курт встряхнул головой, силясь сбросить с себя ледяное оцепенение, ощущая, тем не менее, мерзкие мурашки на спине; бояться здесь следует не призраков, напомнил он себе настойчиво, а людей — вполне живых и временами не желающих видеть таковыми прочих представителей людского племени.
Когда бывший дом корзинщика, чьего имени он теперь уже припомнить не мог, оказался в пяти шагах, из мрака впереди донеслось негромкое «стойте там». Курт подчинился немедленно, всматриваясь в темноту и видя не силуэт даже, а просто более плотный сгусток тьмы с чем-то, похожим на плечи и голову.
— Курт Гессе, инквизитор, — оповестил он ровно; темнота приблизилась.
— Вы в одиночестве?
— Как и было условлено, — кивнул он, решившись тоже сделать шаг навстречу — всего один, как и человек напротив. — Хотя, полагаю, об этом тебе известно не хуже меня; я слышал твоих приятелей позади себя.
Впереди прозвучал смешок, и сгусток мрака шагнул еще раз.
— Да, известно… Вы вооружены?
— Разумеется, — Курт тоже сделал очередной шаг вперед. — Два кинжала и арбалет; если в твои планы не входит моя гибель, я к ним даже не притронусь. Не мог же я идти по ночным улицам вовсе без оружия.
— Пообещайте, что не станете вытворять глупостей, и можете подойти, — позволил голос впереди; он кивнул снова:
— В мои планы это уж точно не входит: я пришел говорить, и более ничего.
— Идите. Только спокойно.
Курт миновал оставшиеся пять шагов неспешно, удерживая руки чуть в стороне от ремня — не поднимая, однако держа ладони таким образом, дабы было видно, насколько далеко они от рукоятей. Встретивший его человек сделал шаг назад, вглядываясь в его лицо; Курт тоже рассматривал своего потенциального информатора — луна была тусклой, однако даже в ее слабом свете было различимо, что ночной собеседник молод, годами тремя лишь старше него, жилист и собран, как кошка, лицом, однако, более напоминая воробья, прицелившегося на брошенную на дорогу горсть зерна.
— Прежде, чем мы начнем говорить, майстер инквизитор, я задам вам один вопрос, — решительно сказал тот, — и хочу, чтобы вы ответили честно.
— Обычно
— Чего только в жизни не случается, майстер инквизитор… Итак, мой вопрос. Курт Гессе, племянник пекаря Фиклера — вы имеете к нему отношение?
Курт молчал мгновение, за которое успел продумать все, что только мог себе вообразить — от возможного покушения (с попыткой подставить местных бандитов) до мести кого-то из прежних знакомых; наконец он кивнул, осторожно приблизив ладонь к рукояти арбалета.
— Имею, самое непосредственное. Это я Курт Гессе, племянник Фиклера. Это что-то меняет?
— Не хватайся за ножик, Бекер[153], — засмеялся человек напротив, сделав еще два шага и остановившись уже рядом. — Ты всегда был нервным…
— Полагаю, нет смысла спрашивать, знакомы ли мы, — снова опустив руки, подытожил Курт, теперь, при таком расстоянии, готовясь при случае выхватить оба кинжала. — Но я не могу тебя вспомнить.
— А то; столько лет прошло. И я б тебя не вспомнил, если б… Я тебя к нам привел. Теперь помнишь?
— Финк[154]? — уточнил он; тот разыграно поклонился. — Рад видеть тебя… живым. Ты изменился.
— Да и вас не узнать, майстер инквизитор.
Голос у бывшего приятеля был спокойным, разве что пробилась в нем некоторая неловкость и даже чуть неуверенность; однако ничего дурного тот, судя по всему, не замышлял.
— Что-то мне кажется, — бросил пробный камень Курт, — ты не в своей тарелке, произнося эти слова.
— Ну, — пожал плечами тот, — теперь, раз уж я знаю, с кем говорю, действительно — не по себе. Нелегко выговорить «вы» и «майстер» тому, кто когда-то хоронился за моей спиной, утирая кровавые сопли.
— Тогда оставим все это, так будет проще, — предложил он миролюбиво, и Финк с готовностью кивнул.