— Не за что. Вот как нелегко здесь приходится порой. Я уж хотел было приказать, чтобы этого парня вышвырнули вон. А вы видели, как он задирал тут нос?
— Видела. Он не проявил ни капли уважения, — сказала Лоррен и стала сама держать платок. Гангстер мигнул и посмотрел на нее с интересом.
— Как раз об этом я и подумал. Главная беда нашего мира в том, что нам не хватает уважения. К посторонним, к друзьям, к женщинам. — Он ласково пожал ее руку. — Если вам что-нибудь понадобится, вы найдете меня вон там, в конце зала. Не стесняйтесь.
— Да нет, мне правда уже хорошо, — сказала Лоррен, ощутив прилив усталости. Она протянула Карлито платок.
— Оставьте себе, — сказал тот, сжав платок в ее руке. — В следующий раз я хочу видеть ваше прекрасное лицо без таких отметин.
Он ушел, а Лоррен развернула платок. В углу была вышита буква «М». Она поднесла платок к носу и вдохнула запах мужского одеколона.
Принюхалась.
Никогда еще она не чувствовала себя такой одинокой, безнадежно одинокой.
Снова потянула ноздрями воздух и учуяла запах дыма.
Она опустила глаза. У ног дымилась брошенная Маркусом сигарета, в ней еще теплилась, угасая, последняя искорка. Лоррен накрыла окурок носком туфли, а потом стала вдавливать его в пол бара, еще и еще, пока не осталась только щепотка пепла, из которой навеки ушел огонь.
Часть вторая
Я не хочу жить. Я хочу в первую очередь любить, а жить — лишь в силу этого.
Глории это так и запомнилось — она вышла под свет прожектора и увидела, как сбывается ее хрустальная мечта: рядом — рояль, перед нею — слушатели, а из глубин души неудержимо льется песня. На эстраде она почувствовала себя привычнее, чем в родном доме. Со сцены она была способна
Но внезапно прожектор погас.
Внутренний голос говорил ей, что правда так или иначе выплыла бы наружу. Повсюду в газетах, в колонках светских новостей, можно было наткнуться на фотографии ее с Бастианом. Сколько времени ей удалось бы выдавать себя за певичку из деревни? Но Глория никак не ожидала, что все произойдет настолько быстро. Жизнь подразнила ее сладким вкусом свободы, и тут же людское бездушие отняло у нее все. Она осталась ни с чем. В одиночестве.
В лорелтонской школе все девочки слышали о происшествии, в том или ином пересказе.
В понедельник Глория снова появилась в школе — единственном месте, которое отныне ей позволено было посещать: все остальное мама ей категорически и навсегда запретила. Глория не без удивления обнаружила, что приобрела своего рода скандальную известность. Пока она шла по коридорам, девчонки посмеивались и перешептывались за ее спиной, а когда она вошла в класс, все умолкли.
На уроке истории она заметила, что девочки то и дело что-то передают друг другу. Глория подалась вперед — она сидела за партой в третьем ряду — и выхватила это «что-то» из немытых рук Малинды Бэнкс, ее ровесницы, у которой, увы, уже пробивались робкие усики.
— Эй! — вскрикнула Малинда, но Глория не стала обращать внимание.
У нее в руках оказалась страничка из чикагской «Ежедневной газеты», под рубрикой «Сплетница» — раздел светской хроники. Сразу же, в верхней части страницы, Глория увидела свое имя, набранное жирным шрифтом:
Чикагскую красавицу Глорию Кармоди застали в тот момент, когда она без всяких церемоний — и без обручального кольца — выступала вчера вечером в неназванном заведении. Ее жених, выпускник Гарвардского университета Себастьян Грей, обнаружил, что семнадцатилетняя девушка выступает в составе негритянского джаз-банда в качестве певицы. «Он буквально уволок ее с эстрады, — сообщает анонимный источник, наблюдавший выступление. — Ситуация вызвала большое замешательство и у нее, и у него». «Глория всегда была отвязной, — рассказал нам один из друзей семьи Кармоди. — Глядя на нее, этого не скажешь, но у нее есть тайная жизнь, скрытая от посторонних глаз. Я слышал, что она выступала не только с этим цветным джазом». Какие же новые секреты скрывает юная певичка? Вам, Себастьян, лучше выяснить это поскорее, пока еще не поздно.
Еще одна новость: Элизабет Даунинг видели вчера в Гайд-парке…
— Хотите знать правду? — подумала Глория, отрываясь от газеты. И только когда все головы в классе повернулись к ней, до нее дошло, что она сказала это вслух.
— Что? — осведомилась мисс Тримбел, учительница истории. — Вы что-то сказали, Глория?
— Я только