У Глории внутри все сжалось и от упоминания имени гангстера, и от тона Джерома.
— Вы со всеми девушками так разговариваете?
— Пока вы работаете у меня, я могу разговаривать с вами так, как мне хочется.
Глория уставилась на него, не веря своим ушам.
— Лучше выбирайте выражения, иначе я ведь могу в любую минуту повернуться и уйти.
— Да перед вами такие возможности открываются! Вы не посмеете уйти.
— Вот как? Пораскиньте мозгами. — И она повернулась к двери. — Посмотрим, кто будет смеяться последним. Уж конечно, не ваш босс.
Джером схватил ее за руку и притянул к себе. Она разглядела золотые искорки в его глазах. Оба они смутились, и между ними проскочило что-то вроде электрической искры. Глории трудно было понять: любит она Джерома или ненавидит. Как и то, что собирается сделать он: поцеловать ее или ударить.
— Покажите мне все снова.
— Что показать? — Он отпустил ее руку.
— Основу. Кленового ствола. Где она?
— Здесь, — тихо сказал Джером, остывая. И очень бережно положил руку ей под грудину.
Глория глубоко вдохнула воздух, выдохнула. На этот раз она уже не смеялась.
Джером сел за пианино, выпрямился и положил пальцы на клавиши.
— Не начать ли нам петь?
И заиграл первые аккорды грустной песни, которую Глория никогда прежде не слышала, однако что-то в душе подсказывало: она рождена для того, чтобы спеть эту песню.
Чем больше Глория смотрела на коктейль из креветок[72], тем больше ей казалось, что креветки смотрят на нее своими крохотными глазками-бусинками.
— Милая моя, тебе подали недоваренные креветки? — спросил ее Бастиан. — Мы можем отказаться от этого блюда.
— Нет-нет, очень вкусно, — ответила Глория. Ей не просто казалось, что креветки живые, они еще вроде бы и осуждали ее. Им было известно, где она провела нынешний день — в подвале «Зеленой мельницы», вместе с Джеромом. На другом конце света от ресторана, в котором она сидит сейчас.
Хотя отель «Дрейк» открылся уже три года назад, его закрытый клуб и поныне пользовался исключительным престижем в тех кругах, где вращался Бастиан. Чтобы попасть в этот ресторан, надо было два года ждать своей очереди. Впрочем, у Бастиана имелись связи с нужными людьми.
— Позволь, я поделюсь с тобой этим. — Жених переложил на ее тарелку часть своей порции полосатого окуня. Одет Бастиан был в щегольской темно-синий костюм, волосы безукоризненно расчесаны и напомажены, лицо гладко выбрито — нетрудно было принять его за кинозвезду. — Попробуй, дорогая.
Глория откусила маленький кусочек и сразу скривилась.
— Ой, я и забыла, что терпеть не могу голландский соус[73].
— И давно не можешь?
— Вот с этой минуты. — Она подумала, не выплюнуть ли окуня на салфетку, но Бастиана от этого вполне мог хватить удар — он не выносил подобного поведения, не подобающего истинной леди. И от этого искушение нарушить приличия только усиливалось.
— Глория, когда ты перестанешь капризничать? — спросил Бастиан, вытерев рот салфеткой. — Это ведь только подчеркивает твой возраст. Что ты станешь делать, когда мы будем принимать у себя гостей? Подавать одни бутерброды? Или выбрасывать икру в унитаз?
— Боже упаси меня от такого!
Бастиан внимательно обвел зал своими ледяными зелеными глазами. Когда они были вместе, у Глории возникало такое впечатление, что он смотрит куда угодно, только не на нее. Она вздохнула.
— Нужно ли мне приучиться любить еще что-нибудь, пока мы сидим здесь? Петрушку, кинзу, тимьян?
— Да нет, полагаю, пока достаточно, — ответил Бастиан, откладывая вилку.
Они надолго замолчали, Глория стала вглядываться в огонек стоявшей на столике между ними свечи. Как это не похоже на те минуты, когда они молчали вместе с Джеромом! То молчание было таким многообещающим, это же — просто неловким. Глория представила, как будет обедать с Бастианом следующие шестьдесят лет своей жизни — ведь если сейчас дело идет вот так, как же это будет выглядеть, когда они станут мужем и женой? И не только обедать — они ведь
— Не знаю, как тебе нравится, — произнес Бастиан, откашлявшись, — но я получаю здесь огромное удовольствие.
Глория расхохоталась и сделала большой глоток воды, надеясь успокоиться. Сегодня ее уже во второй раз разбирал смех, когда речь заходила о серьезных вещах. Надо взять себя в руки. Но тут она снова представила себе Джерома, сидящего с нею за столиком в этом чопорном душном зале, и снова хихикнула.
— Извини. — Она прикрыла рукой рот, из уголков которого брызгала вода.
— Что это с тобой сегодня? — сердито спросил Бастиан. — Перестань дурачиться, Глория.
— Ты назвал меня дурочкой, я не ослышалась? — Глория опять засмеялась.
— Когда мы поженимся, ты не будешь вести себя таким образом, — заговорил Бастиан, словно и не слышал ее вопроса. — Я не допущу, чтобы моя жена всюду вела себя, точно малый ребенок. Если не научишься держать себя, как положено, то будешь все время сидеть дома. Все время — в буквальном смысле слова. Я прослежу за этим.