Стервы

— Давайте его сюда! — воскликнул тот, роняя в бокал маслины.

— Просто интересно — кто эта красавица, которая весь вечер ходит следом за пианистом? Какая-нибудь поклонница?

— Можно и так сказать, — с ухмылкой ответил Лейф. — Это Вера. Одна из самых ярых бунтарок Города на всех ветрах[50]. По случайности, она же — младшая сестренка Джерома Джонсона.

Глория чуть не подавилась мартини.

Прежде чем она успела изобразить на лице полнейшее безразличие, на сцене поднялся невообразимый гвалт. Кармен Дьябло, ведущая певица джаза, в ярости кричала что-то, но слов из-за царившего в баре шума было не разобрать. Глория видела, что певица поднялась на сцену, театрально разорвала украшенную павлиньими перьями шляпку и швырнула ее в толпу, громко завопив: «Я ухожу!» — после чего унеслась прочь.

Голоса в зале на минутку смолкли. Глория краем глаза заметила, как из-за столика Аль Капоне встал один из сидевших там мужчин — Карлито, ловелас и гангстер, любимый герой бульварной прессы, — подошел к Джерому и прошептал ему что-то на ухо.

Джером скривился — ему, вероятно, очень не понравилось то, что сказал Карлито. В зале возобновился обычный шум, и тут Глория почувствовала, как в ее обнаженную спину воткнулся чей-то палец.

— Леди не должны так таращиться, — проговорил Лейф, когда Глория повернулась к нему лицом.

— Я теперь бунтарка, а не леди.

— Хотите мудрый совет от человека, который чего только не повидал? — сказал ей Лейф с сочувственным взглядом. — Чтобы сделаться заправской бунтаркой, одной короткой стрижки маловато будет.

Глория вздохнула. Она понимала, о чем говорит Лейф, только ей очень не хотелось с этим соглашаться. Увы, это правда, ей никогда не стать настоящей бунтаркой. Может, удастся сделать еще несколько вылазок в «Зеленую мельницу», но как только она побывает у алтаря, путь сюда ей уже будет заказан.

Лейф подтолкнул к ней еще один стакан с каким-то напитком, но Глория отмахнулась.

— Думаю, на сегодня с меня достаточно.

— А не все только вам одной, Рыженькая, — подмигнул ей Лейф; из-за спины Глории мигом протянулась черная рука и схватила стакан.

— Он все правильно понял.

Джером. Она рукой ощутила гладкую ткань его костюма, но не повернула головы. Сосредоточилась на том, чтобы зубами вытащить из маслины косточку.

— Так вы, стало быть, певица? — спросил он, отпив виски.

Она резко кивнула.

— И что же я услышал бы, окажись вы на сцене?

— Мой голос, — холодно ответила Глория. Она не сомневалась, что он усмехается, но не отрывала взгляда от маслин.

— Позвольте мне спросить иначе: какую песню услышал бы я, если бы попросил вас спеть? Чисто гипотетически. Ну, скажем, что-нибудь из репертуара школьного хора?

Он это серьезно? Хватит, дерзостей от него она наслушалась достаточно. Глория резко повернулась на табурете.

— Я бы выбрала «Блюз разбитого сердца». Чисто гипотетически.

— Вот как? — В его темных глазах промелькнул намек на одобрение. — За эту песню не взялась бы даже наша вокалистка. Теперь уже бывшая.

— Вы хотите сказать, она недостаточно хорошо пела, чтобы исполнять песню Бесси Смит[51]?

— А вы хотите сказать, что можете петь лучше?

— Превзойти Бесси Смит — вряд ли, а спеть лучше, чем Кармен, — да пожалуйста! — Глория не отвела взгляда. Она не была на сто процентов уверена, что сумеет подтвердить сказанное делом, у Кармен был очень сильный голос. А кто такая Глория? Девчонка, которая поет такие песни, как «Блюз разбитого сердца», — она выучила песню с пластинки, старательно спрятанной под подушкой, чтобы мама не нашла и не отобрала. И поет только в своей спальне. Все для той же подушки.

Но знала она и другое: для бунтарки, помимо обязательной короткой стрижки, непреложным правилом было никогда не теряться, о чем бы ни зашла речь. Лучше уж проявить напускную уверенность, чем растеряться.

— В таком случае успехов вам, деточка. — Джером допил свой стакан, встал, и в этот момент к ним подошел другой негр. Глория узнала его: трубач джаза.

— Слышь, приятель, тут Карлито разбушевался. Говорит, если мы не раздобудем к следующей неделе новую вокалистку, которая сможет выйти на эстраду и спеть весь репертуар, то нам конец. И сдается мне, он имел в виду не только этот бар.

— Ну и что? — пожал плечами Джером. — Позовем подругу моей сестры — как ее? — Милдред. Угу, она вполне вытянет.

— Ты с ума сошел? — Трубач схватил Джерома за плечи и крепко встряхнул. — Милдред — это ж чучело! С ней нас погонят вон с эстрады. Карлито сказал, ему нужна смазливая мордашка — и никак иначе. А уж если Карлито говорит «смазливая мордашка», он имеет в виду и все остальное не хуже. А Милдред похожа на дикого кабана… и то, когда она в хорошей форме.

Сердце у Глории гремело, как колокол, руки дрожали. Сейчас или никогда!

— Я возьмусь за это.

Оба музыканта обернулись и вытаращились на нее. Трубач смерил ее взглядом с головы до ног.

— Ну, вот это как раз то, что Карлито называет «смазливой мордашкой». — Он усмехнулся. — А вы кто такая и откуда? Да, и самое главное — вы под музыку-то петь можете?