Наша подруга Вера часто смеялась над «родительским эпосом», сочиняемым маменьками «специально для совместных прогулок». Вот представь: гуляешь ты со своим малышом в скверике, а вокруг песочницы собираются такие же молодые мамы. Собьются в кучку и ну рассказывать, какие у них удивительные вундеркинды растут. В общем, как говорил Михаил Жванецкий: «И пусть он размером не больше термоса, но уже бьет в такт ножкой, и такой задумчивый, что его уже можно женить». Верка называла этот образ «крошка Эйнштейн». Закономерная, скажем, реакция — материнская эйфория. Сама Вера, впрочем, ничего похожего не испытывала, но ей тоже хотелось чем-нибудь козырнуть. Она шутила, что сделает все, чтобы ее Петенька произнес небывалое, особенное первое слово — не «мама», «папа», «дай» или еще какую банальность, а непременно «катарсис». Вот это достижение! Не знаем, сказал ли Петюня «катарсис» или куда менее интеллектуальное «бабу бы». Главное, что Верка безусловно уловила — это фундамент семейной легенды, которая закладывается в те годы, когда малыш еще не личность, а всего-навсего малютка в памперсе. Если из него и выйдет Эйнштейн, то лет на тридцать попозже. Но родительское обожание так долго ждать не может и пытается предвидеть феноменальный ход вещей. Вот откуда берутся непомерные амбиции: вот он (она) вырастет и станет великим ученым (артистом, писателем, бизнесменом, политиком). А мы погреемся в лучах его славы. Среди родителей возникает своеобразная конкуренция — чье чадушко замечательнее. И с возрастом эта конкуренция может не исчезнуть, а только развиться, стать еще ожесточеннее. Глупо? Конечно. Но это вполне распространенное заблуждение. Тем более распространенное, что родителям свойственно переносить на ребенка собственные нереализованные планы. Малолетнее дитятко кажется не самостоятельной личностью (ведь он же несамостоятелен во всех отношениях), а пластичной глиной, из которой умелое воспитание «слепит» выдающуюся индивидуальность. Разумеется, если со временем папа с мамой не придут в себя, «крошке Эйнштейну» мало не покажется. Он будет страдать из-за невозможности удовлетворить родительское тщеславие. И самое неприятное, что может с ним произойти — это стремление создать «идеальный образ» в глазах окружающих. Подросток, который не в состоянии ничего выдающегося совершить, старается «соответствовать» по-своему, по-детски. А инфантильная система ценностей, как понимаешь, отличается максимализмом и отсутствием жизненного опыта — вот почему в реальности она скорее мешает, чем помогает чего-то достичь. Вот почему никогда не стоит зацикливаться на семейной легенде.
А бывает, что имидж «крошки Эйнштейна» нужен родителям, чтобы всего-навсего успокоить собственные страхи и сомнения. Огромное количество людей — причем во все времена, и в смутную годину, и в золотой век — переживают жуткое состояние дезориентации. Они не только не знают, как избавить любимых детушек от неизбежных промахов и последующей депрессии, но и не знают, как оградить своих чад от «дурного влияния». И воспоминания о своих собственных дурачествах, о пережитых когда-то разочарованиях раздувают этот костер, не дают перепуганным родителям успокоиться. Единственный выход — поверить собственному ребенку и… себе: если ты сколько-нибудь достоин уважения, твой отпрыск сумеет разглядеть в своем родителе образец для подражания.
Только не надо на него давить, не надо его мучить в тяжелые годы «подросткового негативизма», пытаясь репрессивными мерами добиться уважения и внимания. Нажим и гиперопека дают диаметрально противоположный эффект: тинейджер мечтает вырваться из отчего дома даже не как из тюрьмы — как из консервной банки. Неудивительно, что многие подростки обращают свои взоры на так называемую молодежную протестную субкультуру. Ту самую, которая предлагает наркотики, промискуитет, криминальные деяния и прочие нарушения уголовного и гражданского права, не говоря уже и таких расплывчатых, вечно меняющихся понятиях, как нормы морали. А у все, кто влился в этот «антимир молодых», растет и крепнет желание разрушить мир насилья взрослых «до основанья — а затем» еще свое чего-то строить — на бесприютном пепелище. И в этом «чем-то» именно он, маленький, неопытный человечек, которого не воспринимают всерьез, «станет всем».