События развивались вот как. Старик Дейд протянул на губернаторском посту на четыре года дольше, чем предсказывал Джон, и на третьем году третьего своего срока умер. Присягу принес вице-губернатор Хоумер О'Киф, представительный седовласый уроженец южной части штата. Он производил впечатление почтенного человека — чем никогда не отличался старик Дейд, — и его кандидатура была выставлена на выборах с целью завоевать голоса почтенных, зажиточных обывателей. При всем том Хоумер О'Киф был напыщенный и тупой болван.
Когда Джон сказал мне, что губернатор Дейд умер, он прибавил:
— Погоди, теперь увидишь, каких дров наломает старина Хоумер. — Он хмыкнул себе под нос. — Любому, кто придет ему на смену, устроят триумфальное шествие, как Иисусу Христу в вербное воскресенье.
Что ж, он оказался прав. Всего я не припомню, только вышла какая-то скандальная история со строительством нового шоссе и еще одна, связанная с помощью неимущим. В Педагогическом колледже штата обнаружился преподаватель-коммунист с партийным билетом. Дотла сгорела школа в Плейнвью, и родители погибших детей, а за ними и весь штат сочли виновником губернатора О'Кифа. Ураган, которому по всем приметам следовало бы пронестись над Юкатаном, круто повернул и обрушился на побережье Мексиканского залива. И в довершение всего тем летом вспыхнула эпидемия полиомиелита, и плавательные бассейны по всему штату были закрыты, а лето выдалось на редкость знойное. Пожалуй, это сыграло решающую роль.
У нас жизнь шла заведенным порядком, только с каждым месяцем на лице Джона ясней обозначалось довольство.
— Может быть, и я чем-то могу помочь? — спросила я.
Он подмигнул.
— Ты помогаешь, и еще как!
— Я решительно ничего не делаю.
— Ученого учить — только портить. Ты и так мила и добра и всем нравишься.
— Не шути со мной, Джон.
— Милая, ты идеально подходишь для своей роли, оттого я на тебе и женился.
Я прикусила язык; я далеко не была уверена, что он не сказал чистую правду.
До выдвижения кандидатов оставались считанные недели, но никаких особых, чрезвычайных дел у меня не прибавилось. Джон почти все время пропадал в разъездах, так что в доме было тихо. Раза два ко мне наведывались репортеры поглядеть, в какой обстановке живет супруга кандидата. По-моему, они были разочарованы.
Однажды мне позвонили из Атланты супруги Худ, Клара и Сэм, — в полном негодовании. Причиной была речь Джона, изложенная на страницах одной местной газеты.
Я говорила сразу с обоими — у них была привычка вести разговоры по двум аппаратам.
— Знаешь что, милая моя, на этот раз он перегнул палку, — сказала Клара.
— Я не в курсе, — сказала я. — У нас в газетах ничего не писали.
— Я думаю, — сказал Сэм. — Верно, газеты тоже принадлежали твоему деду?
— Да перестань.
— Может быть, он на самом деле так не говорил? — спросила Клара. — Или говорил?
— О чем идет речь, я не понимаю?
— Содержимое черепа у негра весит в среднем на 169 миллиграммов меньше, чем у белого. Толщина черепа у негра в среднем на 1,2 миллиметра больше. Таким образом, он просто по природе своей не способен равняться с белым человеком…
Я перебила ее:
— Суть ясна, спасибо.
— Слушай, — сказал Сэм, — неужели, чтобы заполучить лишние голоса, им мало традиционного: «Кто согласился бы выдать за негра свою сестру?»
Клара сказала:
— Честное слово, прямо совестно быть с ним в родстве. Я готова была провалиться сквозь землю, когда эта муть попала в наши газеты.
— Ты для того мне позвонила, чтобы это сообщить?
— Нам просто не верилось, — сказал Сэм.
Клара сказала:
— Мы думали, это однофамилец или какая-то ошибка.
— Понятия не имею, — сказала я. — Во всяком случае, я передам Джону, что вы недовольны.
— Ты не можешь такое исповедовать. Особенно после того, как вел себя твой дед.
— Я очень занята, — сказала я. — Я вам потом как-нибудь позвоню.
Я отошла от телефона с таким ощущением, будто меня насквозь прохватило ледяным холодом. Что это было — гнев или страх, — я не могла разобрать. Я вышла во двор и растянулась на солнце, чтобы жаркие желтые лучи прогрели меня до самого нутра. У меня была куча дел. Надо было проверить счета за месяц. Надо было позвонить одному человеку в Луизиану и сказать, что мы согласны купить для детей его красавца пони, крохотного чалого шетланда. Но ничего этого я не делала. Я неподвижно лежала на припеке, дожидаясь, пока в меня просочится тепло. Страшно, когда тело вот так цепенеет от холода. Это похоже на смерть.
Джон позвонил на другой же день.
— Атлантские газеты не пожалели для меня места, — сказал он. — Вероятно, ты это уже знаешь от своих родичей?
— Да.
— Эти газетки не питают ко мне дружеских чувств. Я был уверен, что они накинутся на такой лакомый кусок.
— Ты действительно это сказал?
— А как же. Но ты, случайно, не обратила внимания, где это было сказано?
— Нет.
— В Совете белых граждан.
— Ах так, — сказала я.
— Родная, ты, надеюсь, не очень расстроилась из-за своих любезных родственников, провались они совсем?
— От тебя именно это хотели услышать, так ведь?