Степные рыцари

В одной из харчевен за деревянным столом под палящими лучами солнца сидит дядя Ивашка.

— Эй, ярыга, чертов ты сын! — кричит он молодому парню, обносившему посетителей ковшами с хмельным. — Скоро я тебя дождусь, дьявола?

— Чего тебе, старый?

— Я те дам — старый! Разе ж я старый? Вглядись лучше… Штоф бражного меда.

— Зараз.

Но ярыгу, курносого, белобрысого детину в красной рубахе, больше привлекала разгулявшаяся компания домовитых казаков. Он крутился около этой компании: тут пожива более щедрая.

Заметив это, старый казак негодующе загремел:

— Ах ты, продажная твоя душа!.. Ты что штоф не несешь?

Но в это время народ ринулся куда-то мимо харчевни на луг. Казаки, бросая недопитые ковши, тоже повыбежали из харчевни.

— Что там? Что? — вскочил со скамьи дядя Ивашка.

— Запорожцы! Запорожцы!.. — весело кричал какой-то казак.

— Черкасы[6] приехали!

— Дядь Ивашка! — крикнул Гурейка радостно, пробегая мимо. — Пошли! Запорожцы!..

— Погоди, Гурейка! — махнул старик. — Зараз вместях…

Он нагнал паренька, и они побежали к тому месту, где шумная толпа окружила прибывших запорожцев. Всадников было много — тысяча, а может, две. Все они в барашковых огромных папахах с цветными шлыками, в широких шароварах. Из-под цветастых кушаков торчат пистоли, на ремнях болтаются сабли, в руках короткие пики.

В толпе запорожцев донцы узнавали знакомых по прошлым совместным походам.

— Эй, Грицко, забодай тебя сатана! — восторженно орал какой-то казак с серебряной серьгой в левом ухе. — Никак, ты?

— Я, брат, — ухмылялся рябоватый запорожец, покручивая длиннющий черный ус. — Жив, бисов сын?

— А что мне подеется? — осклабился донец, протискиваясь ближе к запорожцу.

— Он же двужильный, — захохотал рядом стоявший бородач. — Его не берет ни отвар, ни присыпка, а пуля отскакивает, как горох…

— Ну що, Микита, — спросил запорожец у донца, — собираешься в поход супротив врагов идти, а?

— А моя шашечка-дончиха всегда наготове.

— То-то же, гляди. Вместях тогда пидимо.

— Для друга и головы не жалко, — сказал донец. — Два друга — хомут да подпруга.

Казаки захохотали:

— Ой да молодчага!

Дядя Ивашка с Гурейкой протиснулись сквозь тугую толпу к запорожцам.

— Ах, черт те дери! — вдруг выругался дядя Ивашка, хлопая себя по ляжкам. — Так это ж ты, никак, Любомир? — всматривался он в статного, смуглолицего всадника.

Широкогрудый, мословатый запорожец настороженно, как дикий конь, покосился на старого казака и вдруг осклабился, показав из-под черных усов крупные белые зубы:

— Дядько Иване!

Мгновенно он соскочил с коня, сжал в своих объятиях старика.

— Здоров бул!

— Здорово, здорово, Любомир!

Они расцеловались.

— Жив, стало быть, дядько?

— Да как видишь.

— Ну и слава богу, — сказал Любомир. — Ведь вона ж наша жисть казача така: ныне голова твия цела, а завтра який-нибудь ворог срубав ее, як кочан капустный.

— Куда путь-дорогу держите, Любомир? — полюбопытствовал дядя Ивашка.

— О, и далече же, — вздохнул запорожец. — Отсель никак не побачишь. Невмоготу нам стало жить в Речи Посполитой… Утесняют шляхтичи… И вот и надумали мы итить в Персию, искать тамо привольной жизни себе.

— Да за что ж они, эти шляхтичи, утесняют-то вас? — поинтересовался дядя Ивашка. — Ай не любы им?

— В том-то и дило, що не любы…

Запорожец коротко рассказал, как тяжко живет украинский народ под гнетом шляхетской Польши, как польские крупные феодалы, мелкопоместные помещики, монастыри, иезуиты крепко закабалили украинцев, как крестьяне стонут под этим невыносимым игом.

— Тошно глядеть на горе народное, — добавил запорожец. — Потому и порешили уйтить мы с Украины…

— Зря уходите, — сказал дядя Ивашка. — Надобно ж бороться супротив этого гнета.

— Эх, дид, сами знаем, що надобно бороться, — с горечью воскликнул запорожец. — Да як же будешь бороться, раз сил нема?

— А надо собрать силы.

— Мабуть, когда и соберем силы, а зараз их пока ще нема….

— Да-да, — неопределенно протянул дядя Ивашка. — Помолчав, он хотел что-то сказать Любомиру, но в это время есаулец забил в барабан, сзывая:

— На круг, честная станица!.. На круг, казаки!..

— Ну, Любомир, покель, — сказал Чекунов. — Пойду решать войсковые дела… Мы еще с тобой повидаемся.

— Эге! — кивнул запорожец. — Повидаемся.

Дядя Ивашка с Гурейкой направились к столбу, врытому у небольшой рощицы, где обычно происходили войсковые собрания казаков. Многие казаки уже сидели в тени распускающихся деревьев, дожидаясь открытия круга. Подходили все новые и новые толпы и рассаживались на траве вокруг столба.

Казаки переговаривались, балагурили, хохотали. Но потом вдруг, как дуновение ветра, по кругу казачьему пронеслось из конца в конец:

— Идут!.. Идут!.. Идут!..

Гам голосов затихал постепенно. Казаки повставали. Взоры их были устремлены к приближавшейся к казачьему кругу группе войскового старшины.

Впереди вышагивал сам войсковой атаман Михаил Иванович Татаринов, за ним шествовал жирный, расплывшийся, как блин, войсковой дьяк Лукашка Персианов, держа в руках как знаки своей привилегии чернильницу и гусиное перо.

А вслед за ними шли и все остальные: есаулы, есаульцы, хорунжие, городовые атаманы.