Степная радуга<br />(Повесть-быль)

И он положил перед Архипом несколько книжек. На каждой вверху мелким шрифтом напечатано: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Брошюрки эти были хорошо знакомы Архипу: в бакинском рабочем кружке их зачитывали вслух. Каким образом запрещенная литература попала к Юшке?

— Удивляешься? — поймал его недоуменный взгляд Архип Назарович. — Ты еще не так удивишься, когда узнаешь, на какие дела способен Юшка! — Он приподнял клеенку на столе и положил под нее принесенные брошюрки. — Сибирская каторга, что правда, то правда, разум старика несколько затуманила, зато душа осталась незатуманенной. Книжки эти он мне в Балакове добывает. Большевики тамошние к Юшке с доверием относятся — он тайну хранить умеет. Уж это-то я знаю точно. Сколько раз направлял его с записками к балаковцам, и не было случая, чтобы подвел он меня, поручения не выполнил. Таких связных — поискать. Все сделает, как просишь, ничего не перепутает, через любой кордон пройдет. Конспиратор что надо! Весной мужики наши маевку устроили в Обливной роще, по всему селу листовки разбросали. Жандармы с ног сбились, разыскивая большевистского агента, который смуту сеет, нелегальную литературу из города привозит. На Юшку они и думать не смели: «Юродивый, где ему!» А он тихо сделал свое дело и в новый путь отправился. Хоть и тих, да лих наш Юшка. Тихие воды, как известно, глубоки — они берега подмывают…

Юшка не слышал этого разговора. Дуняша позвала его ужинать на кухню. Он неторопливо черпал деревянной ложкой горячие щи из миски, старательно дул на них сквозь бороду, выпятив сморщенные губы, и затем, отхлебнув варево, долго жевал беззубым ртом ржаной хлеб. Глаза его смотрели на молоденькую хозяйку умиленно:

— Оку ясновидящему, Дуняша, привиделось, что человек приезжий, сын правоверного Спиридона, душой склоняется к лебедю белокрылому. Чует сердце: под одним небом, в одной стае двум лебедям жить.

— Душевный вы человек, дядя Юша, — отвечала ему Дуняша. — Говорите так, словно песню складываете. Спасибо за доброе слово!

— Слова, как покров птичий, ложатся перышко к перышку и в небесную высь поднимают, благостную песнь вызванивают. Однако коротка песнь лебединая, коли лук дьявольский метит в сердце невинное. Найти бы цифру заповедную, чтобы стрелу летучую в сторону отклонить и птицу белую от погибели сохранить.

— В ваших речах, дядя Юша, всегда чудится мне что-то тревожное.

— В когтях дьявольских птице весело не поется…

Поужинав, Юшка поблагодарил Дуняшу и пошел в горницу одеваться.

— Куда ж на ночь-то глядючи? — удивился Архип Назарович. — Переночевал бы.

— Не могу. Вещая цифра Акулине дорогу в Духовницк указала, чтоб к рассвету там быть, иначе беда придет, птицу белую заметет.

— Ну, коли такое дело, не смею задерживать. Случится быть в Злобинске у Чугунова, передашь ему вот это. Пусть почитает.

Архип Назарович сунул сверток в Юшкину котомку, сказал на прощание:

— Счастливый путь, Юшка! Пойдешь обратно — жду в гости.

Архип Поляков с Дуняшей проводили Юшку до Широкой поляны, где дорога сворачивала в сторону Маховки. Юшка решил заночевать в ближайшем селении, чтобы рано утром двинуться дальше, в Духовницк.

Расстались они под старым дубом, на яру. Когда Юшкина фигура растаяла в морозной ночной мгле и хрусткий скрип снега смолк в отдалении, Дуняша сказала Архипу:

— Не понимаю людей, которые смеются над ним. Он для меня как святой.

— Юшка действительно похож на библейского пустынника, — согласился Архип. — Только странности его наигранные, придуманные.

— Ты, Архип, просто мало знаешь о нем. Дядя Юша ничего не придумывает.

— Вот те раз! А поиски неведомых чисел, бессмысленные причитания о белой птице и Акулине-праведнице? А томик Пушкина, из которого он то и дело выуживает разные чудеса… Что это такое? Сплошная белиберда!

— Напрасно ты так. Хотя и туманно подчас изъясняется дядя Юша, но в словах его слышится боль пережитого. Вот ты назвал Акулину. А знаешь ли, Архип, что женщина с таким именем существовала на самом деле? Дядя Юша любил ее…

— Откуда ты это взяла?