Степень вины

Рассказывая, Пэйджит читал приговор в глазах Терри: их клиентка – лгунья, и даже хуже, чем лгунья, и он не мог не знать об этом.

– Настала и моя очередь, – медленно проговорил он.

– Свой вопрос Толмедж предварил длинной преамбулой, так, кажется, делают все сенаторы, когда выступают перед телекамерой, – продолжал вспоминать Пэйджит. – Но когда он наконец дошел до вопроса, вопрос был такой: "Была ли мисс Карелли в какой-либо степени причастна к убийству Алека Лемана, к препятствованию следственным действиям, к утечке секретной следственной информации, падает ли на нее подозрение в сокрытии нелегального канала передачи средств президенту?" Глядя на него снизу вверх, я обдумывал ответ. Думал о Вудсе, о Марии и о ребенке, которого она ждала. Лишь начал говорить, сверкнула фотовспышка.

Пэйджит бросил на Терри пристальный взгляд:

– Конечно, я солгал. Фотокорреспондент журнала "Тайм" снял меня в момент речи, и фотография появилась на развороте.

Терри невозмутимо встретила его взгляд.

– И поэтому вы никогда не рассказывали об этом?

Пэйджит кивнул.

– Хотя не знаю, – тихо сказал он, – было ли это из-за того, что многие считали меня героем, или из-за самой лжи. Во всяком случае, дело Ласко далось мне нелегко, и мне не хотелось к нему возвращаться.

– Кто-нибудь еще знает?

– Только Мария. – Пэйджит помедлил. – А теперь и вы.

– А Карло?

– Конечно, нет. До той поры, по крайней мере, пока кто-нибудь не найдет вторую кассету.

Плечи Терри внезапно опустились.

– О, Крис, – почти прошептала она. – Мне так жалко…

– Не жалейте. Мы с Марией сами сделали выбор. Мы с ней стоим друг друга, а Карло "повезло".

Она протестующе замотала головой.

– Ему действительно повезло. То, что вы сделали, было сделано из любви – так делают родители ради детей. – Она заговорила мягче: – То же самое моя мама сделала бы ради меня.

– Приятно было бы тешить себя этой мыслью. Но я сделал это не только ради Карло. – Пэйджит обернулся, посмотрел, как дождь покрывает каплями оконное стекло. – Наверное, в равной степени я сделал это ради самой Марии. Но и это, видимо, не вся правда. Возможно, все сводится к следующему: я нуждался в Марии – она должна была сказать правду о Джеке Вудсе, поэтому я помог ей лгать о себе самой.

Взгляд Терри вновь сделался твердым:

– Этим не объяснишь то, что вы стали растить Карло.

– Если верить Марии – для меня это род искупления. Я очень хорошо понимаю: она и предположить не могла, что тот день в Париже, когда я угрозами заставил ее отказаться от Карло, может наступить. И думал ли я когда-нибудь, что наступит такой день, как сегодня, когда я буду слушать ее признания в магнитофонной записи. Но для каждого из нас наступил свой день.

Терри помолчала. Наконец спросила:

– Если кассета будет фигурировать как улика, у Марии нет шансов?

– Мотив преступления не просто в кассете, суть мотива – скрыть свое прежнее лжесвидетельство. После этого ни один присяжный не поверит ни единому ее слову.

Поколебавшись, Терри проговорила:

– Вы думаете, Мария совершила умышленное убийство Ренсома?

– Я не знаю.

Она задумалась:

– Я не понимаю, почему она хотела, чтобы именно вы представляли ее интересы. Оснований верить ей у вас меньше, чем у кого-либо.

– О, для меня это абсолютно понятно. Я единственный человек из знакомых ей, кто, в чем она абсолютно уверена, способен быть таким же жестоким, как она сама, – по крайней мере, если я чего-нибудь очень захочу. Она дважды могла убедиться в этом: той ночью в Вашингтоне, когда я хотел прикончить Вудса, и в тот день в Париже, когда мне казалось, что я спасаю Карло. – Пэйджит помолчал. – Ради Карло мне придется кое-чем поступиться теперь. Очередь Марии делать ставку на карту лжесвидетельства. И поэтому я должен представлять ее.

– Но если такое записано на кассетах, как она может рассчитывать на вашу защиту?

Он невесело улыбнулся:

– Как раз они и могут быть наилучшим побудительным мотивом. Если первая кассета косвенно задевает меня, вторая, без сомнения, поставит на мне крест. Если я не смогу изъять их – что означает крах и для Марии, – Карло придется жестоко разочароваться в обоих родителях.

Терри коснулась пальцами век.

– Что вы намерены делать?

– Не знаю. – Пэйджит снова помолчал. – На первый взгляд я не имею никакого отношения к этому случаю – меня пока нельзя обвинить в лжесвидетельстве, я не заинтересован в смерти Ренсома. Но если смотреть глубже – на карту поставлены мои интересы.

– Или интересы Карло.

Он пожал плечами:

– Когда речь идет о семье, их трудно разделить: то, что делают или не делают родители, непременно влияет на детей. Вот почему Мария поступила правильно, отказавшись от Карло, пусть у нее и были свои причины.

– Вы собираетесь ему рассказать обо всем?

– Тысячу раз собирался. Но каждый раз удерживала мысль, что можно подождать, пока в том не будет необходимости.

Терри задумалась:

– Но это же не прежний перепуганный семилетний малыш, это совершенно другой человек.