Степень вины

Мария не отвечала. Что-то в ее молчании говорило Пэйджиту, что он жесток, и ему стало жаль ее.

– Пресса досаждает? – спросил он. Она, казалось, размышляла, отвечать ли.

– Не очень. Охранники их и близко не подпускают. И коридорные оказались выше моих ожиданий.

Каково-то ей приходится, подумал Пэйджит, узнице в казенной комнате отеля?

– Еще несколько дней, и мы увезем тебя из города. И не разговаривай с журналистами, пока не условимся, о чем можно говорить.

– Тогда надо сделать это. – Тон ее был снова деловым. – Возможно, в следующее воскресенье я буду в "60 минутах".

– Ты уже договорилась с ними об этом? На следующий день после гибели Ренсома?

– Не я, – холодно возразила она. – Мой агент. Ты же сам сказал, что теперь все зависит от общественного мнения. А он может влиять на него, я же за себя пока говорить не в состоянии.

Невероятная смесь иронии и искренности вызвала в Пэйджите чувство, похожее на стыд.

– Как ты? – спросил он.

– Прекрасно. А ты, видимо, нет?

– Нет.

– Тогда тем более ты должен восхищаться мною, – сказала она и повесила трубку.

– Почему Нью-Йорк? – возмущался Ричи. – Я думал, на этой работе не будет командировок.

Приведя Елену из детского сада, она застала его в спальне за компьютером. Он сосредоточенно выписывал сложный график – значит, опять очередное начинание. Как по-разному, подумала Терри, смотрят они на одно и то же: Ричи, глядя на компьютер, представляет, как его идеи превращаются в деньги; она, Терри, вспоминает, сколько денег пришлось заплатить за этот компьютер. Сорок пять сотен долларов.

Два дня они спорили, пока Ричи наконец не уговорил ее. Потом, окрыленный, он три дня таскал Елену, Терри и ее кредитную карточку по компьютерным магазинам и терзал продавцов расспросами. В конце концов Терри измучилась в магазинах с Еленой, а Ричи получил лазерный принтер и новейшее, совершеннейшее графическое устройство.

– Я говорила лишь, что командировок будет немного, – возразила она. – Почти каждому юристу приходится бывать в каких-то командировках.

– Но почему ты? – спросил он. – Ведь это его подружка.

И снова Терри порадовалась тому, что не рассказала Ричи о сыне Пэйджита; степень ее доверия к мужу менялась по какому-то странному закону – то возрастая, то убывая в минуты, когда она чувствовала себя обиженной.

– Не подружка, а старый друг. И мне приятно, что Крис доверил мне это.

– Ну вот, теперь уже и "Крис"! – Ричи картинно пожал плечами. – Тогда, конечно… о чем бы "Крис" ни попросил…

– Не будь ослом, Ричи. Что же мне, называть его "мистер Пэйджит", как Мари Тэйлор Мур зовет своего босса "мистер Грант"?

По тому, как муж смотрел на нее, она поняла, что сейчас он смягчит тон.

– Что же это? У меня планы, обеды с людьми, которые могут вложить средства в мои исследования. Я не могу быть нянькой у Елены.

– Нянькой? – повторила Терри. – Какой нянькой? Ты имеешь в виду тех тинэйджеров, которые сидят с чужими детьми, пока нет своих?

– Ты знаешь, что я имею в виду, – огрызнулся Ричи. – Я связан по рукам и ногам.

– Может быть, с ними можно поговорить в рабочее время?

– Нельзя. Они заняты работой.

Терри искала в его лице признаки иронии, но напрасно.

– Да, – вздохнула она. – Удивительно, сколько людей заняты работой.

Ричи вспыхнул:

– Это оскорбительно, Тер. Как я могу делиться с тобой своими планами, если при этом ты насмехаешься надо мной?

Терри поймала себя на том, что внимательно разглядывает его. Худой, жилистый, с вьющимися каштановыми волосами и такими горящими черными глазами, что постоянно казался поглощенным видениями, открывавшимися его внутреннему взору. Когда она впервые увидела Рикардо Ариаса, ему было только двадцать два. Но он поразительно отличался от всех, кого она встречала до этого, – полон идей, всегда в движении, в стремлении воплотить в жизнь свои лучшие мечты. Между тем Ричи и Ричи теперешним были диплом юриста, и компьютер, который она ему купила, и три работы, на которых он не смог удержаться, и бесконечные метания, кажется, еще более бессмысленные, чем движения заводной игрушки, вроде той, что Терри поставила перед Еленой в гостиной, чтобы та не мешала их разговору.

– Извини, – ответила она. Отчасти своим воспоминаниям, отчасти ему.

– О'кей, – с напускным спокойствием произнес Ричи. – Наверное, ты и сама не представляешь, каким тоном разговариваешь со мной.

Слова были бессмысленными. Не мерещится ли ей, подумала Терри, торжество в его глазах при всяком ее отступлении, и не измучил ли он ее до такой степени, что она тоже начинает верить: только боль, причиненная другому, помогает утверждению собственного "я".

– Наверное, это из-за того, что меня очень беспокоят расходы на ресторан, – наконец сказала она. – Наш кредит почти исчерпан.

– Ничего не поделаешь. В рабочее время они не могут уделить мне внимание. Кроме того, за обедом проще расположить людей к себе.