– Это так загадочно, – саркастически сказала Кэт. – Да только все это не наше дело. Наше дело – отловить горилл Фостера и забыть про Тихую. Гориллы как – в мифах фигурируют? Убивают кого?
– Нет и нет, – ответил Малыш. – Туземцы называют их «черными людьми» и считают за братьев. Их присутствие рядом с поселениями считается добрым знаком.
– Вот и отлично. Значит, перед высадкой принимаем все возможные меры предосторожности на случай встречи с Великим Богом Айтумайраном – и вперед.
***
К моменту старта мы собрались в рубке «Артемиды», хотя могли бы спокойно сидеть по каютам. Но быть всем вместе, когда корабль стартует, – одна из наших традиций. Общая молчаливая надежда на то, что каким бы трудным и опасным ни оказался новый поход, с любой планеты мы уйдем вот также, вместе, никого на ней не оставив. Малыш, сидевший в пилотском кресле, сказал:
– Уивертаун-два-контроль, я «Аякс»-147-160 «Артемида», к взлету готов.
После секундной паузы в эфире прозвучал голос, по привычке четко произносивший каждое слово:
– «Аякс»-147-160 «Артемида», я Уивертаун-два-контроль, взлет разрешаю.
Диана активировала компенсаторы, поэтому ощущения при подъеме были такими же, как в скоростном лифте. Как только вышли за пределы атмосферы и яркий день Безымянной сменила вечная ночь космоса, корабль включил на холостую разгонные двигатели.
– «Аякс»-147-160 «Артемида», я Уивертаун-два-орбита, – произнес уже другой голос. – До расчетной точки старта одна минута. Тридцать секунд… Синхронизация систем «Артемида» – Уивертаун-два-орбита-восемь… Запускаем ваш «грузовик» следом за вами. Счастливой охоты!
Мы отозвались дружными пожеланиями удачи сотрудникам техслужб, и я послал корабельную «жучку» на камбуз за апельсиновым соком себе и напитками для остальных. Корабль вздрогнул – Диана начала разгон. До момента стыковки с нашим грузовым отсеком пойдем потихоньку, ну а дальше – полным ходом. Через семьдесят два часа – первая компенсационная остановка, разгрузка по-простому, или, как еще ее иногда называли – «декомпрессия».
– Жаль, что нельзя лететь без этих чертовых разгрузок, – посетовал нетерпеливый Малыш. – Столько времени на них уходит, просто ужас.
– Это Господь Бог специально так устроил, предвидя появление бродяг, вроде нас, – сказал я. – Без «декомпрессии» люди давно уже расползлись бы как тараканы до крайних пределов Вселенной. Но ты сильно не переживай – разгрузки нам необходимы, иначе ты рискуешь прибыть в пункт назначения не совсем в том виде, как тебя мама родила.
– А интересно, были попытки?
– Ходить без остановок? Конечно были – не один же ты дурак на всю Галактику. Но ничем хорошим такие дела не кончаются. Необратимые изменения тканей тела и внутренних органов вплоть до клеточного уровня, трансформация психики, распад личности – чем дальше, тем больше.
Я вспомнил парня, которого в мою бытность биомехаником привезла в Прагу его жена. Она упорно добивалась приема лично у профессора Вацека, в надежде, что известный на весь мир гений сотворит чудо. Страшно было смотреть, во что превратился горе-испытатель. Профессор только беспомощно развел руками…
– Может, я и вправду плохо соображаю, – сказал Малыш, – но как же тогда первопроходцы ходят без разгрузок?
– Не ходят, – заверил я. – Первопроходцы, пройдя короткий отрезок пути, ставят маяк, потом зондируют пространство прямо по курсу – на всю процедуру уходит пара часов. Для них это и будет разгрузкой. Нет, Малыш, правила лучше не нарушать. Ты же учил теорию Сэвиджа, и должен знать, что… – Тут я замялся, так как сам слабо помнил теорию и не решался вступать в серьезную дискуссию в присутствии Кэт и Крейга.
– Держу пари, он даже не знает, кто такой Сэвидж, – сказала Кэт.
– Ты проиграла! Сэвидж – это тот парень, которого называют Эйнштейном двадцать второго столетия. Он был отцом современной… – Малыш потер пальцами висок, явно затрудняясь вспомнить, отцом кого или чего именно являлся упомянутый Сэвидж. – В общем, это тесно связанно с эффектом Конелли, – сказал он наконец. – Ни одно тело не может двигаться со сверхсветовой скоростью без изменения структуры, каким бы способом оно ни экранировалось, поскольку экранирующие поля сами подвергнутся деградации. – Малыш вступил на знакомую почву – пилотом-то он был первоклассным, все допуски и ограничения знал назубок, и заговорил как по писаному: – Трансмутация живых тканей начинается после непрерывного движения на скорости Ф-пять в среднем через сто десять часов, а по прошествии ста пятидесяти часов становятся необратимой. Для биокристаллов порог немногим выше, для неорганики – гораздо выше. Трансмутация также начинается при движении на скорости Ф-шесть в среднем через…
– Стоп, – сказал я. – Мы знаем, что тут ты силен.
– Нельзя разгонять корабль выше скорости Ф-девять, – закончил Малыш и удовлетворенно улыбнулся. – Она еще называется пределом Миронова – Григореску. Сразу по его преодолении начинаются необратимые и неконтролируемые изменения, не поддающиеся прогнозу.
– А дальше? Где же Сэвидж? – поинтересовалась Кэт.