Из соседних дворов высунулись любопытные. Вдалеке показалась величественная фигура околоточного.
— Идем, идем, — Шатилова схватила Фигнер за рукав. — Ну их к черту.
Они свернули в ближайший проулок и там уже кинулись бежать со всех ног. Не от околоточного. От стыда друг перед другом.
Глава третья
Лето 1876 года. Ярославль. Серый каменный дом, дверь с медной табличкой: «Доктор медицины Никита Саввич Пирожков». Доктор Пирожков встретил Веру на пороге своей квартиры. Доктор был маленького роста, широкоплечий и бритоголовый.
— Стало быть, вас рекомендовала Ширмер? — сказал он, разглядывая Верины бумаги. — Это почти хорошо, даже почти прекрасно. А вы эту Ширмер откуда знаете?
— Я училась вместе с ней в Цюрихе. — Вера была несколько озадачена таким приемом.
— Вы учились вместе с ней в Цюрихе? Это почти меняет дело. Это почти замечательно! Это было бы замечательно без «почти», если бы я имел хоть малейшее представление о том, кто такая эта самая Ширмер.
— Как же так? — совсем растерялась Вера. — Она говорила…
— Она могла говорить что угодно. Варвара! — рявкнул он вдруг командирским голосом.
В прихожей появилась молодая женщина, по-видимому жена Пирожкова.
— Варвара, — грозно сказал Пирожков, — напрягись и подумай, известна ли тебе фамилия Ширмер?
— Известна, — сказала Варвара. — Ширмер — это моя девичья фамилия.
— Это почти превосходно! — радостно воскликнул доктор. — Теперь многое становится почти ясным. Неясно только одно: как ты сумела, будучи моей женой и живя почти безвыездно в этом почти медвежьем углу, одновременно учиться в Цюрихе?
— Никита, — снисходительно сказала госпожа Пирожкова, — не надо дурить. Ты хорошо знаешь, что в Цюрихе училась моя племянница Настя, дочь моего брата Петра.
— Твоя племянница — почти моя племянница, — пробормотал Пирожков, разглядывая другие Верины документы. — Значит, вы учились в Цюрихе, а затем в Берне и закончили почти четырехгодичный курс?
— Да.
— В Москве вы кому-нибудь показывали эти документы?
— Не только в Москве, но и в Петербурге.
— И какова была реакция? — хитро сощурился Пирожков.
— Мне везде отказывали.
— Вот! — обрадовался доктор. — В Москве и Петербурге вы получили отказ и поэтому поехали в Ярославль. Но я вам должен сказать почти по секрету, что Ярославль находится в том же самом государстве и порядки у нас почти такие же. Может, немножко хуже. Поэтому эти ваши бумаги я вам советую вставить в рамку и повесить у себя дома, только так, чтоб никто не видел.
— Доктор, — вспыхнула Вера. — Я приехала к вам за триста верст…
— Почти за триста, — поправил доктор.
— …вовсе не для того, чтобы вы надо мной издевались. Если вы не хотите мне помочь…
Доктор посмотрел на Веру грустными глазами.
— Да, да, я понимаю, — забормотал он. — Я произвожу впечатление почти жестокого человека, который никому не хочет помочь. И это почти так и есть, но вам, пожалуй, все-таки помогу. Вот этот ваш документ выглядит почти как настоящий. Доктор Глаголев свидетельствует, что вы под его руководством два года проходили в частном порядке фельдшерский курс. Теперь вам надо пройти практику, для чего вы ко мне и явились. Прекрасно! Правда, из Берна вы вернулись только в декабре прошлого года, и это почти несовпадение. Но если мы никому не будем показывать бумаги, то таким образом почти ни у кого не возникнет сомнения, что вы могли два года учиться у доктора Глаголева. Варвара, как ты считаешь? — покосился он на жену.
— Никита, — строго сказала жена. — Перестань морочить барышне голову. Вы, — повернулась она к Вере, — на его выходки не обращайте внимания. Он всегда строит из себя идиота.
— Почти всегда, почти идиота, — поправил доктор.
— Всегда облюбует какое-то слово и начинает его вставлять к месту и не к месту. Еще неделю назад он измучил всех словом «якобы».
— Ну что ж, — кончив тем временем разглядывать бумаги, сказал доктор как бы самому себе. — Мне почти все понятно. Пойдемте в гостиную, поговорим, подумаем, примем окончательное решение. Или, — он первый раз улыбнулся, — почти окончательное.
На другой день Вера получила разрешение проходить фельдшерскую практику при губернской земской больнице. Кроме того, доктор Пирожков устроил ее на квартиру с пансионом и нашел гимназиста, который стал заниматься с ней порядком подзабытой латынью.
И опять началась жизнь, похожая на жизнь в Цюрихе или в Берне. Днем практика в больнице, вечером зубрежка медицинских премудростей по учебникам.