Степень доверия(Повесть о Вере Фигнер)

Справившись с кашлем, он стал ходить по комнате, шаркая по-стариковски ногами и задевая за все углы. Дело кончилось тем, что он свалил стул, который упал с таким грохотом, что на этот раз Евдокия проснулась и села в постели.

— Что такое? Что случилось? — испуганно спрашивала она, пытаясь разомкнуть веки.

— Ты не спишь, Дусенька? — ласково сказал Скурлатский. — А я как раз хотел тебе кое-что почитать, — добавил он, не давая жене опомниться.

— Может быть, завтра? — протирая глаза, робко попросила она.

— Конечно, можно и завтра, — согласился он. — Но ведь ты же все равно не спишь. Тут самая ерунда, всего две странички.

— Ну ладно, читай. — Евдокия снова легла и добросовестно пялила глаза на супруга.

Скурлатский сел рядом с ней на постель, придвинул к себе лампу и с пафосом произнес:

— Ваше величество!

— Что? — вздрогнула Евдокия.

— Это я читаю, — успокоил Скурлатский.

— «Ваше величество!

Вполне понимая то тягостное настроение, которое вы испытываете в настоящие минуты, Исполнительный комитет не считает, однако, себя в праве поддаваться чувству естественной деликатности, требующей, может быть, для нижеследующего объяснения выждать некоторое время. Есть нечто высшее, чем самые законные чувства человека; это долг перед родной страной, долг, которому гражданин принужден жертвовать и собой, и своими чувствами, и даже чувствами других людей. Повинуясь этой всесильной обязанности, мы решаемся обратиться к вам немедленно…

Кровавая трагедия, разыгравшаяся на Екатерининском канале, не была случайностью и ни для кого не была неожиданной. После всего происшедшего в течение последнего десятилетия она являлась совершенно неизбежной, и в этом ее глубокий смысл, который обязан понять человек, поставленный судьбою во главе правительственной власти…»

Евдокия добросовестно таращила глаза, но, ничего не понимая, впадала в забытье и тогда до нее доходили только обрывки фраз.

«…подобные факты… собственным достоинством… покойного императора… вешали правого и виноватого… процесс народного организма… крестная смерть Спасителя…»

Не в силах бороться со сном, Евдокия приподнялась на локте и попыталась сосредоточиться.

— «Правительство, — декламировал Скурлатский, — конечно, может еще переловить и перевешать многое множество отдельных личностей. Оно может разрушить множество отдельных революционных групп. Допустим, что оно разрушит даже самые серьезные из существующих революционных организаций. Но ведь все это нисколько не изменит положения вещей. Революционеров создают обстоятельства, всеобщее неудовольствие народа, стремление России к новым общественным формам. Весь народ истребить нельзя, нельзя и уничтожить его недовольство посредством репрессалий; неудовольствие, напротив, растет от этого…»

«Что это он читает? — никак не могла понять Евдокия. — Кажется, он собирался писать роман. Но для романа это начало довольно странное».

«Страшный взрыв, — продолжал Скурлатский, — кровавая перетасовка, судорожное революционное потрясение всей России завершат этот процесс разрушения старого порядка…»

Сон прошел окончательно. Евдокия встряхнула головой и стала слушать внимательно.

— «…Мы обращаемся к вам, отбросивши всякие предубеждения, подавивши то недоверие, которое создала вековая деятельность правительства. Мы забываем, что вы представитель той власти, которая столько обманывала народ, сделала ему столько зла. Обращаемся к вам как гражданину и честному человеку. Надеемся, что чувство личного озлобления не заглушит в вас сознания своих обязанностей и желания знать истину. Озлобление может быть и у нас. Вы потеряли отца. Мы потеряли не только отцов, но еще братьев, жен, детей, лучших друзей. Но мы готовы заглушить личное чувство, если того требует благо России. Ждем того же и от вас.

Мы не ставим вам условий. Пусть не шокирует вас наше предложение. Условия, которые необходимы для того, чтобы революционное движение заменилось мирной работой, созданы не нами, а историей. Мы не ставим, а только напоминаем их.

Этих условий, до нашему мнению, два:

1) Общая амнистия по всем политическим преступлениям прошлого времени, так как это были не преступления, но исполнение гражданского долга.

2) Созыв представителей от всего русского народа для пересмотра существующих форм государственной и общественной жизни и переделки их сообразно с народными желаниями…

Итак, ваше величество, решайте. Перед вами два пути. От вас зависит выбор, мы же затем можем только просить судьбу, чтобы ваш разум и совесть подсказали вам решение, единственно сообразное с благом России, с вашим собственным достоинством и обязанностями перед родной страной.

Исполнительный комитет.

10 марта 1881 г.»

— Ну, Евдокия, каково? А? — Скурлатский приложил руку к груди, выпучил глаза и захохотал. — Не здорово ли написано? Каков стиль! Какая твердость и в то же время как мудро и сдержанно. Нет, это писал не какой-то бомбист, это писал человек, хорошо владеющий пером!

— Да, написано неплохо! — согласилась жена. — Кто же это мог быть?

— Разумеется, я! — неожиданно для самого себя выпалил Скурлатский.