Степан Разин. Книга вторая

— Дай-ка я наливать стану лучше, — с досадой сказал он Усу.

Василий молча отдал ему кувшин.

— Я с легкой душой выхожу на Волгу, Лавреич, — возразил атаман. — А все же надолго мы расстаемся. Мало ли что впереди. Не впервой мне с дворянами биться: на Украине бил их. Силы в проклятых много. Казны у них много, пушек, мушкетов. Не сразу-то их одолеешь. А к нам-то народ без ружья идет. Людей бы хватило, а ружей где взять? Народ приходить к вам станет — вы всех принимайте, копите людей. К ружью обучайте. Кто лишний — ко мне в верховья их шлите… Да еще ты, Василий, за своими гляди: ковры азиатские дюже полюбят, скатерти шитые. Иному ведь скатерть станет и друга дороже…

Шелудяк покосился на кучку соли, которой засыпал пятно, покраснел.

— Про меня ты, батька? — спросил он.

— А хотя про тебя, — согласился Разин. — Другой ведь в лаптищах к тебе приберется, Федор. Ведь ты атаман. К тебе всякие люди пойдут. А ты устрашишься: ковры, мол, загадят — в сенцы лишь пустишь!.. Таков атаман от народа ушел, во дворяне залез!..

— Я мужик, Степан Тимофеич, мужицкого званья не гнушаюсь, а что живу в воеводском доме… — вспыхнул Василий.

— Не про тебя я, Василий! Я Федьке сказал. Вижу, он полюбил ковры-то!.. И ты не мужик уж больше, Василий. Ныне ты атаман великого Астраханского казачьего войска. Буде послов к тебе кто пришлет — и ты принимай атаманским обычаем: пусть тебя под руки есаулы к послам ведут, впереди бунчук несут, брусь на подушке… Шапки первый перед послами не скидывай, ног не труди, сиди, без нужды не вставай…

— Какие ж послы?! — засмеялся Ус, представив себя в таком важном виде.

— Ты Волгу держишь. Кизилбашцы наедут, станут проситься в Москву али в Нижний да на Дон. Ты им не груби, держись как хозяин. А ты, Федор, — повернулся Степан в сторону Шелудяка, — ты отнюдь их не грабь. Не поладите миром — велите домой им плыть. Не прежнее время. Мы ныне — хозяева астраханской земли. Нам разбой не пристал!.. Может, немцы каких земель через Дон приедут к кизилбашцам проситься. Их не пускайте. Пусть в Астрахани торгуют…

— Во здравье! — сказал Василий, подняв свой кубок.

— Нельзя ведь, Василий, тебе. Язвы хуже пойдут. Сказал тебе лекарь — нельзя, — остановил Степан.

— Да как же мне за удачу твою не удариться чаркой! — воскликнул Василий. — Ведь сам я идти хотел с тобой. Так хотел!.. Не судьба!..

Три кубка ударились над ковром. Атаманы пили.

Вошел Наумов.

— Тимофеич! Пора, — позвал он.

Степан встал с ковра, подтянул кушак…

Они сели в седла. Василий поехал их провожать в колымаге. Степан Тимофеевич ехал с ним рядом шажком, не спеша, чтобы поменьше трясло Василия и не так сильно мучили язвы.

Город лежал за мутной дымкой едва забрезжившего рассвета, но народ шел по улицам, поспешая. Женщины несли белые узелки, как на пасху. Все текло к берегу Волги, где уже стоял наготове к отплытию караван в две сотни стругов и бессчетное множество мелких челнов… Здесь слышался многоголосый говор, перекличка, крики людей, грузивших в струги последний припас.

Волга поблескивала свинцом, в который уже кое-где упали искры зорнего отблеска. Розовый отсвет окрасил и лица людей. Женщины обнимали в толпе мужей, уходящих в поход, совали им узелки с пирогами. Подъехало воза три с арбузами. Казаки их расхватали. Татары, хозяева этих возов, едва успевали без счета совать в кишени казацкие деньги…

Разин, Наумов, Чикмаз, Сукнин, старый Серебряков и Федор Шелудяк столпились возле Василия у городских ворот, глядя на то, как кончают грузить караван.

Ус держал Разина за руку своей горячей, костлявой рукой.

— Слышь, Степан Тимофеич, — вполголоса говорил Василий. — Ты теперь не казацкий донской атаман. Ты атаман народа всего, Руси атаман. Бойся, Степан, раздору. Казаки твои гордятся перед крестьянами. Не стало б беды от того. Не давай мужиков в обиду.

— Все будет ладно, Василий! — пообещал Разин, сжимая его руку. Он поглядел на лицо Василия и понял, что тот уже не жилец, что больше им никогда не видаться.

«Эх, Василий! — подумал Степан Тимофеевич. — Найду ли другого такого-то друга, как ты! Голова у тебя, Василий!» Он хотел сказать это вслух, крепче сжал горячую руку друга…

— По челна-а-ам! — закричал в этот миг Наумов.

— По челна-а-ам! — подхватили по берегу крикуны.

И все всколыхнулось.

Атаманы обнимались, прощаясь с теми, кто оставался.

По берегу поднялся пуще нестройный галдеж. Кто-то кого-то искал напоследок в толпе. Женщины плакали, цепляясь за своих казаков. Где-то пронзительно, жалобно завизжала собака.

Казаки бежали со всех сторон к берегу, скакали в челны, скоплялись перед узкими сходнями стругов. Другие уже позанимали места в челнах и оттуда махали шапками, кричали на берег вдруг вспомнившиеся какие-то самые нужные слова, но в общем гвалте их было немыслимо разобрать.

Степан, обнявшись с Василием и Федором, шагнул в челн и подплыл к переднему стругу, из-за мели стоявшему в стороне от берега.

На струге Степан мимоходом распахнул белый шелковый полог шатра.

— Не была? — спросил караульного казака.

— Не была, атаман, — виновато ответил тот и развел руками.