Степан Разин. Книга вторая

«…А велю я вам, понизовским всех званий людям, бояр-воевод побивать, и голов, и сотников, и дьяков, и ябед да обирать себе атаманов казацким обычаем, кого похотите сами, — читали толпами вслух, прежде чем воеводские сыщики, земские ярыжки и стрелецкие сотники были посланы отрывать со столбов эти письма. — А буду я к вам, астраханские люди, наскоре, и вы бы мне добром ворота отворили, а кто с боярами заедино станет силен, и тому боярская доля — топор да веревка…»

Воевода вызвал в Приказную палату тощего, длинного пропойцу, площадного подьячего Мирошку Зверева.

— Что за слух по торгам?

Подьячий переломился в поклоне.

— А слух, воевода-боярин, таков, что купеческий сын объявился. А будто по правде он не купеческий сын, а Стенькин сын, а Разина-вора. Ходит, коней у татар торгует на целую рать. Смущает стрельцов уходить на Дон да письма прелестные лепит.

Воевода велел схватить молодого купца. Народ искал его тоже по торжищам и кабакам, хотел знать о «батьке».

Прошел слух: «коня покупает»…

И на конном торгу собралась толчея, будто разом вся Астрахань захотела сесть в седла. Окружили какого-то молодого купчишку, который торговался с татарином за коня.

— Он?

— Не он! — вполголоса обсуждали вокруг, подталкивая друг друга локтями.

Двое-трое из волжского ярыжного сброда подошли к нему ближе.

— Ты батькин сынок?

Тот взглянул ошалело полухмельными, навыкате, молочно-голубыми глазами на красном круглом лице с редкой рыженькой бороденкой.

— Я теткин племянник! А ты иди-ка, иди подобру. Вижу — звонарь по чужой деньге… Уходи, а то земских скличу!

Но земский ярыжка вдруг выскочил сам из толпы с двоими стрельцами.

— Вяжите купецкого сына! — выкрикнул он.

Тимошка, одетый в простое рыбацкое платье, глядел из толпы, как ошалелого купчика потащили к Приказной палате.

После того как Тимошка в царицынской тюрьме снял с ног Никиты Петуха колоду, Петух привязался к Тимошке. Никита рассказывал ему о своей любви к стрелецкой вдове и жаловался на несчастную долю. Когда Разин велел Тимошке найти для себя гребцов, тот сразу подумал взять с собой Никитку.

— Собирайся, рыжий, поедем в Астрахань вместе со мной, со своею вдовой миловаться! — позвал Тимошка.

Никита поехал в Астрахань. Вначале он вместе с Тимошкой горел лишь одной мечтой: прийти в город и возмутить его самим, без всякого войска.

Мысль о стрелецкой вдове стала тревожить Никиту лишь после того, как они миновали Царицын, а с приближением к Астрахани Никита не мог уже от нее отвязаться. Марья по-прежнему овладела им.

Они пристали на кладбище у дьячка, у которого раньше скрывался Никита. Отсюда они решили пойти на поиск знакомцев.

Однако в первый же день Никита с утра пустился, прежде всех прочих дел, хоть взглянуть на свою стрельчиху. Он вернулся лишь к вечеру и был совсем убит горем: стрельчиха уж больше полгода сидела в тюрьме.

— Погоди, вот город возьмем — все тюрьмы разроем и стрельчиху твою найдем, — утешил Тимошка.

— Да нече искать. Видал я ее: истощала, бледна да грустна… Кнутом ее били…

— За что же?

— За винный торг, за корчемство! Эх, быть бы богату! — в горе воскликнул Никита.

— Чего бы ты сотворил?

— Дал бы откуп тюремному целовальнику, увез ее да женился и жил бы с ней на Дону.

— Вот батька в город придет — и без денег возьмешь ее из тюрьмы.

— Вон сколько ведь ждать! Она до тех пор помрет! — с тоской воскликнул Никита. — Слышь, Тимоха, — сказал он душевно, — ведь батька тебе на дорогу отсыпал несчетно деньжищ!..

— Сам ведаешь ты, на что дадены батькины деньги! — строго ответил Тимошка и оборвал разговор.

Ночью они ходили лепить по городу разинские письма. Утром Тимошка, одевшись попроще, в рыбацкое платье, пошел слушать «слухов» в народе. Весь город кипел и гудел. Повсюду шли тайные толки о письмах, кем-то прилепленных ночью на людных местах.

— Пора за стрельцов приниматься, Никита, — сказал Тимошка. — Уж буде тебе со стрельчихой. Ведь батька тебя не к тому посылал, и я бы иного в товарищи взял, кабы ведал…

— Вот ночью пойду ко знакомцам, — пообещался Никитка.

И ночью Никита ушел из избушки кладбищенского дьячка. Тимошка ждал его до утра, плохо спал, много раз просыпался в тревоге за друга. Утром встал, приоделся, вышел на кладбище, задумавшись, шел по дорожке, слушал утренний свист певчих птиц, глядя сквозь просветы между деревьев на сверкавшую под солнцем широкую Волгу. Дойдя до могилы, где под плитою вдвоем с Никиткой они схоронили деньги, Тимошка заметил, что камень сворохнут с места. В тревоге, кряхтя от натуги, он поднял плиту. Денег не было… «Никитка украл!» — догадался казак.

В отчаянье он выскочил с кладбища и побежал на поиск Никиты. Куда — он сам не знал… Городские ворота давно уже были отворены, народ свободно шел в город.

Тимошка успел проскользнуть со всеми, не обратив на себя особого внимания воротников. Он пустился к тюрьме, где думал найти Никиту, и вдруг увидел, что навстречу ему по улице встрепанный мчится Никита, а в догонку за ним поспевает стрелецкий дозор.

— Держи, держи малого! Бегла стрельца держи! — на всю улицу голосил старшина дозора.