Разин вместе с запорожцами нагнал свое войско вблизи самой переволоки челнов. Он опередил растянувшийся караван. Хозяйским взглядом подметив усталость лошадей, атаман указал согнать с телег ленивых пешеходов и подмазать колеса возов. Он посадил на резвых коней кашеваров и отправил их вперед, чтобы на переволоке готовили дневку. Сам проскакал к голове войска, переправился на коне вплавь через реку, объехал конные дозоры.
Слух о том, что батька идет вместе с войском, заставил всех подтянуться.
Войско встречало его приветом. Махали с челнов шапками, шутливо звали к себе:
— Батька! Айда на челне, веселее! Давай погребись, мы пристали!
— Тю вы, косорукие черти! Не атаманская справа лопатой махать![3]
Степан Тимофеевич отшучивался.
Серебряков, седобородый сухой казак, держась в седле восемнадцатилетним парнем, прискакал навстречу Степану.
— Атаман, у нас прибыль! Наехали мы на волжских дозорных атамана Алешки Протакина. Тысячу конных привел он к тебе.
— Не брешут?
— Я дозор наперед посылал. Лежат. Кашу варят, коней кормят. Далече шли. Сказывают — письмо твое получили. Ужо будут к нам.
На переволоке уже дымили костры кашеваров.
Дозоры маячили по долине на лошадях.
Прокопченные войсковые котлы, подвешенные на треногах, начинали распространять смачный запах вареного мяса. Любители рыбы уже заходили в челнах с неводами…
Атаманский шатер раскинули на пригорке. Степан Тимофеевич сидел с Бобой. Еремеев, Наумов, Серебряков, Тимофеев, Минаев и станичные атаманы были заняты каждый своим делом.
Атаманский кашевар, взятый вместо Тимошки, запалив костер, варил пищу для атамана.
Боба рассказывал Разину, как запорожцы приняли его письмо. Дорошенко с Сирком были готовы соединиться с разинцами, просили назначить место, где бы лучше сойтись им с войсками. Им была по сердцу думка о едином казацком войске, о единой казачьей державе от Буга до Яика.
— А чи не хотят они меня обдурить? Как ты скажешь, братику Боба? Чи не хочет он, чертов твой Дорошенок, сесть за гетмана надо всей той казацкой державой?! Может, Сирко атаман и добрый, а Дорошенку я веры не маю чего-то! — возразил Степан.
— Чекай, Стенько. Пошто ты гетману Дорошенку не маешь виры? Вин дуже добрый казак!
— А бес его знает. Чего-то не верю. Он, сдается мне, как другой Бруховецкий[4] — в бояре хочет. У него дюже панская хватка… Чего-то с султаном путлякает… Нет, мы трохи покуда еще почекаймо. А там как мы сильны будем, то и сустренемся вкупе, — задумчиво говорил Степан.
В кустах возле самого атаманского шатра завязался тем часом какой-то спор.
— Эй, батька! — позвал атаманский кашевар. — Лазутчика я изловил. Схоронился в кусты да глядит, будто волк, на тебя скрозь полог.
Кашевар вытащил из кустов невысокого, коренастенького мужичишку в лаптях и в посконных портах и рубахе.
— Пусти! Ну, пусти! — огрызался тот, отбиваясь.
— Пусти-ка его, — приказал атаман. — Отколе ты? Чей? — спросил он мужика.
— А ничей! Сам свой я да божий! — бойко ответил мужик.
— Боярский лазутчик, чай, шиш! — крикнули из толпы казаков, услыхавших возню и теперь окруживших шатер атамана.
— В глаза тебе плюнуть за экое слово! Какой же я шиш! — разозлился мужик.
— А пошто ты залез в кусты?! — взъелся кашевар.
— Ватамана смотреть. Родом-то я, вишь, с Нижегородчины, князей Одоевских вотчины…
— А на что же князьям Одоевским наш атаман? — снова кто-то из казаков, забавляясь, перебил мужика.
— Дура! Каким князьям? Князя мы на воротах повесили, а сами пошли праведна ватамана искать: к Алехе Протакину, к Василию Лавреичу Усу и к тебе, ватаман честной, — поклонился мужик Разину.
— А на что вам во все концы посылать? Шли бы разом сюда. Наш атаман удал и богат, всем Доном владает! — сказал молодой кашевар.
— Наш атаман прошлый год персицка царя покорил, караваны купецкие разбивал, воевод казнил, а царь ему милость дал, — подхватили собравшиеся казаки.
— А ныне наш атаман казацкое царство ладит от Буга до Яика, всех беглых зовет! — подойдя, подхватил Еремеев.
Тот мотнул головой.
— Пошто к вам! К Василию Лавреичу, мыслю я, наша дорога.
— А что за Василий?
— Василия Уса не слышал?! Таков богатырь-то великий! Бояр сокрушитель, дворян погубитель, неправды гонитель — вот кто он, Василь-то Лавреич! Он ватаман-то поболе вашего будет!
— Поболе?! — с насмешкой переспросили его из толпы.
— Мужики с ним всю Тульщину и Тамбовщину погромили, дворянские домы пожгли, — продолжал пленник. — А вы что? Слава про вас шумна, а поистине молвить, так вы не за правду идете, а по корысти…
— А Васька за правду? — спросил Разин.
— Василий за правду! — уверенно подтвердил пленник. — Все ведают, что Василий Лавреич за правду. За ним-то всяк, не жалея души, полезет. Таких ватаманов, как он, больше нет…
— Сам видал ты Василья? — спросил его Разин.
— Я не видал. Народ видел! Весь народ говорит — стало, правда!
— Каков же он атаман?
— Орел! Собой богатырь. И ростом взял, и дородством, и силой, и головою мудрец. С ним разок человеку потолковать, его речи послушать — и хватит тебе утешенья и радости на всю жизнь.