Степан Разин (Книга 2)

Сюда, в Симбирск, к Разину что ни день стекались отряды восставших крестьян, чувашей, мордовцев и черемис. Толпами приходили они со своими луками, стрелами, с копьями, топорами и просто с косами, по пути сжигая поместья русских "дворян и бояр и своих служилых и владетельных мурз и князьков, убивая приказных людей.

Еще из Саратова Разин выслал нескольких атаманов со своими письмами в уезды Оки и Поволжья. Теперь поднимались уезды, вели к нему людей и устраивали засады и засеки по дорогам, по которым подходили дворянские и стрелецкие полки из Москвы и больших городов...

Из Симбирска Разин выслал еще нескольких атаманов, которые осаждали крепости и городки далеко впереди Симбирска.

От Астрахани разинцами был пройден уже втрое более дальний путь, чем оставалось пройти до Москвы.

Воеводы бежали из городов, бежали с отрядами ратных людей, дворян и стрельцов в Арзамас, который стал главным гнездовьем дворянских сил, собиравшихся против Разина...

Как-то раз Степану пригнали четверку сплошь вороных, грудастых и тонконогих породистых жеребцов.

– Отколе такая краса? – спросил Разин.

– Из-под Касимова, бачка, – сказал татарин, пригнавший коней. – Указ ты писал побивать, кто в Москву собрался на службу. Мурза татарский поехал – побили...

Татарин отвязал от седла мешок, молча кинул к ногам Степана.

– Тут чего? – спросил Разин.

– Мурза башка, еще мурза-сын башка...

– Двое ехали, стало, на службу?

– Еще сто татар на конях с собой вел.

– А татары где?

– Вон тут, – кивнул головой татарин. – Твоя слобода гуляют...

Касимов был далеко впереди. Туда не дошли еще и самые удалые из атаманов, только отдельные смельчаки лазутчики пробирались в такую даль.

– А кто тебе дал наше письмо? – спросил Разин.

– Сказался купец, сам дальше поехал. Сказал, что другое письмо государю в Москву ты писал...

– А-а! Знаю того купца, – кивнул Разин.

Не доходя до Самары, один московский стрелец попросился пустить на побывку в Москву. Обещал, что поднимет Коломну и в самой Москве наделает шуму.

Наумов не советовал его отпускать, страшился измены.

– А что от него за измена? – спросил Степан. – Боярам расскажет, что мы всех бояр побиваем? И так им знатко, и мы того не таим. Извет напишет, что к нам города с хлебом-солью выходят! Не жалко, не тайность!.. Пускай идет.

И вот с пути отпущенного стрельца, из Касимова, пришла сотня татар, вот пригнали коней и привезли две головы поместных людей.

– Ну, ныне крепись, воеводы! Скопили мы силушки грозной! – хвалился Сергей, принимая вновь прибывающих людей.

– Сергей Никитич! – окликнул его воротный казак, входя в бывшую земскую избу Симбирска, которую звали теперь войсковой избой. – Из Астрахани какая-то конная сотня пришла. Пускать ли в ворота?

Воротными в тот день стояли бывшие царицынские стрельцы, которые не знали ни астраханцев, ни донских казаков и не решались сами впустить прибылых.

Сергей вскочил в седло и поскакал к городским воротам. Он взглянул на прибывших и вскрикнул от удивленья:

– Прокоп заявился! Здорово, Прокоп! Тебе бы в челне подобало с сетью, ан ты в седле атаманом.

Сергей давно уже знал, что рыбак по убожеству не сидел никогда в боевом казачьем седле, хотя говорили, что как-то в стычке с азовцами на воде он проявил довольно отваги.

– Здоровы, донские! – приветил и остальных Сергей. – Эге, Никита! Здоров, Петух!.. Ваня Скалицын! Гриша! Федюнька! Алеша Чуницын! Давно бы к нам! – воскликнул Сергей, узнавая в прибывшей сотне знакомые лица донских казаков. – Заезжайте, ребята. Воротный, впускай казаков. Ну, как там в Астрахани, Василий Лавреич? Неможет бедняга? – расспрашивал Сергей, который только заочно, из чужих рассказов, знал Уса, но по чужим рассказам его полюбил и жалел, что сам не видел его в глаза.

К городским воротам прискакал и Наумов.

– Серега, отдай донских мне, – обратился Наумов к Кривому.

– Чего ж их тебе не отдать! – усмехнулся Сергей. Он чувствовал недружбу к себе Наумова и был доволен, что может ему угодить.

Наумов любил Дон, любил донских казаков, и только донские казались ему настоящими воинами.

– Да как ты, Прокоп, снарядился?! – удивленно и радостно расспрашивал Наумов Горюнова.

– А что же, Степан! Не лыком и я шит. Ей-пра!.. Времена-то какие! Ты не смотри, что я порченый. Ныне безрукие и безногие встали за правду...

Окружение Разина составляли разные люди: крестьяне, стрельцы и посадские, яицкие и запорожские казаки, а донцы, которые были в начале похода основой войска, теперь представляли собой далеко не главную часть. Потому Наумов был особенно рад взять себе под начало новую донскую сотню, которая почти вся была из его родного Черкасска. Он считал, что в любой трудный час они будут надежней других казаков, если придется отдать свою жизнь за любимого им атамана.

– А ты отколь сызнова к нам? – спросил у Никиты Наумов, заметив его в сотне Прокола.

– Что же мне, в Астрахани татар обучать мушкетной пальбе да мужиков сноровляти к копью, а самому пропадать? Ведь я молодой, и казацкая удаль во мне играет: сам в седло захотел да в битву! – сказал Никита Петух.