Степан Разин (Книга 2)

– Ты далее слухай. Вот мы его так схоронили да по лесу крадемся. Как на нас гаркнет: «Стой! Кто таковы?»

– А батька те в морду! – подсказал сын боярский.

– Не. Батька сомлел, устрашился. А я его – в шею! Он тотчас пришел в себя: поп, мол, идет! «Падаль боярскую хоронить ходили?» – спрошает так грозно. Батька не ведает, что и сказать...

– А ты его – в шею!

– А я его – в бок! Он и признался: «Ходил хоронить». Тот бает: «Ну ладно, поп, что ты враки какой не умыслил, а то бы тебе и конец!» Ан то сам Харитонов Мишка нам встрелся... Пришли мы домой. Я мыслил, что батька меня за тычки за мои вожжами отвозит, а он говорит: «Спасибо, Васятка, ты в бок саданул. Хотел я сбрехнуть, и пропали бы мы ни за что!» Вот тут и могилка, – сказал вдруг попович.

Поручик взглянул в направлении кустов с неприятным чувством. «Скорей бы проехать!» Слегка подхлестнул лошадку. Как вдруг в кустах у могилы задвигались черные тени.

– Стой! Кто таков? – грозно спросил голос.

– Я, Васька-попович, – дрожащим голосом ответил спутник Данилы.

– К боярину ездил в Москву повещать и облаву на нас привел?! – спросил тот же голос.

– Сам Мишка, – шепнул попович поручику. – Да что ты, Михайл Харитоныч! Так, ратные люди едут путем, а я с ними по лесу увязался от страху, – ответил попович, дрожа.

– Слазьте с седел, ратные люди, проезду тут нет, – сказал из кустов человек, не подходя к ним близко.

«Пропала моя голова! Пропали драгуны и царский указ!» – подумал Данила. В каждом кусте, в каждом дереве он видел разбойника. «Хлестнуть покрепче коней да прорваться!» – решил он.

– Драгуны, за мною! – крикнул Данила, выхватив саблю. Он дал коню под бока острогами, рванулся вперед... и стремглав полетел в какую-то тьму, куда-то в глубокий, черный провал. Над головою его затрещали сучья, под ним билась лошадь, сверху рухнули комья земли... Еще что-то упало и бешено заколотилось...

«Еще одна лошадь», – подумал Данила. Невыносимая тяжесть навалилась на него... «В яму поймали нас, вместе с конями», – понял он, задыхаясь, стараясь вырваться и не в силах будучи двинуть ни рукой, ни ногой...

... Придавленный лошадьми, посиневший труп сына боярского Данилы был обыскан. У него в шапке нашли зашитый царский указ. Васька-попович дрожащим голосом, запинаясь и заикаясь, при свете свечи в подвале княжеского дома читал собравшимся «разбойникам» и их атаману Михайле вынутую у поручика грамоту.

Царь звал дворян в ополчение против Разина и его казаков; царь обращался ко всему служилому и поместному люду:

– "...памятуя господа бога и наше, великого государя, крестное целование, и свою породу, и службу, и кровь, и за те свои службы нашу, великого государя, к себе милость и жалованье, и свои прародительские чести, за все Московское государство и за домы свои..." – читал Васька. Он вспотел. Рукавом кафтана вытирал себе лоб.

– За домы свои! – повторил державший церковную свечку старик, дед Илья Иваныч.

– За домы – что! Боярские домы жгут, то и за домы вставать! Ан тут с хитростью писано: «за Московское государство», как словно на иноземцев вставать. Будто Разин собрался все Русское государство порушить, – заметил Михайла.

– Неужто сам царь писал? – со вздохом спросил кто-то из темноты.

– Ведь сам не напишет, – уверенно заявил дед Илья Иваныч. – Он лишь за перо возьмется, бояре тотчас подскочат: «Пошто тебе белы ручки трудить, пошто тебе ясны очи темнить, пошто царску голову думой заботить! Садись-ка в карету да поезжай по садам покататься, сладкие ягоды кушать, а мы тут все сами испишем. Только печать поставь, а уж мы все управим!» – изобразил старик, словно присутствовал при таком разговоре.

Илья Иваныч славился по уезду тем, что, участвуя во взятии Смоленска, первый вскочил на стену и заколол рогатиной, как медведя, вражеского воеводу, после чего сам государь захотел его видеть, и целый вечер он просидел у царя во дворце, рассказывая ему и о своей семье, и о своем подвиге. Потому-то все, что говорил старик о царе, и считалось бесспорной истиной, именно с тех самых пор его и стали звать не просто Ильей, а только по отчеству.

– А государь-то сам, может, про то и не знает? – спросили его из толпы крестьян, столпившихся вокруг Васьки и слушавших грамоту.

– Ему и не скажут! Его ведь такое дело: печать приложил да иди старичка послушай али в церковь сходи помолиться, а они-то тем временем все и обделали! – пояснил старик.

– Ну, ты дале, дале читай, – поощрил Харитонов поповича.

А Васька читал дальше – о том, как царь звал дворян служить «со всяким усердием» и «со всею службою» ехать к Москве «тотчас, бессрочно, не мешкав в домах своих, без всякия лености...»

– А Степан Тимофеевич ведает ли, что скликают на него все дворянское царство? – раздался беспокойный голос.

– Ведь, может, не ведает ничего!

– Ему б сию грамоту. Он бы и сам поспешал на них!

– Атаман, ты пошли-ка кого из нас к Тимофеичу, право!

– Ить надо послать, Харитоныч! – раздались оживленные, дружные голоса.

– Пошлем, мужики! – уверенно сказал Харитонов. – А ныне мы станем другую грамоту слушать. Васька, читай.