Степан Разин

Появились латыши, недавно поселившиеся на Волге, и поляки из вновь от поляков отвоеванного Смоленска, и пришел откуда-то какой-то «литвинко». Приходили попы деревенские, которым надоела и нужда несусветная, и все новые и новые требования московских «властителей», – то чтобы читать по новым, непривычным книгам, то чтобы не петь «Госапади Сопасе», как пели до сих пор, а непременно чтобы было «Господи Спасе», – и озлобление против них, долгогривых, жеребьячей породы, со стороны народа, среди которого приходилось жить и голодать. Как ни трудись, как ни вертись, в результате все одно: я ко благ, яко наг, яко нет ничего… И когда осторожно корил их кто-нибудь за воровство, то говорили попики, что «нужда закона не знает, а чрез закон шагает, – сытый голодного не разумеет»…

Дело волшебно ширилось, росло, и казаки как бы уже шли далеко впереди самих себя…

Казаки-часовые, стоявшие на крыльце воеводских хором, где жил теперь атаман, не раз уже отгоняли какого-то настырного жидовина, который все лез повидаться с ясновельможным паном-атаманом.

– Ша!.. – возмутился, наконец, один из них, побывавший в свое время на Украине. – Вот лезет бисов сын!.. Та тебе ж, дурню, кажуть, що у атамана старшины, що неможно… Колы треба, так сидай вот туточки и ожидай…

– Ахххх… – всплеснул руками жидовин. – Так мне же треба не по своему делу!.. Казаки сегодня уходят дальше, а дело самой первой важности… Ясновельможный пан гетман озолотит вас, если вы меня к нему допустите – прямо-таки вот так с головы до ног и озолотит…

– Да ты кабыть в тюряге тут сидел, как мы пришли?.. – присмотревшись к нему, сказал другой часовой.

– Сидел. Вот по этому самому делу и пришел я к ясновельможному пану-гетману…

– А ну геть!.. – потеряв терпение, крикнул вдруг первый. – Довольно балакано… Геть!..

Жидовин, невысокого роста, жирненький, с неприятно белым лицом, с черными, в перхоти, пейсами, скатился с крыльца.

В горнице стукнуло окно.

– Что еще там? – раздался сильный голос Степана.

Жидовин, присмотревшись к атаману, весь даже скрючился отчего-то, но тотчас же, овладев собой, заулыбался и закланялся…

– Ах, ясновельможный пан гетман!.. У меня к вам дело огромной важности, а казаки ваши – такие строгие, такие верные!.. – никак не пускают меня… Не свое дело, нет, а я для вас стараюсь… И что такое не пускать? Ежели мое дело не подойдет ясновельможному пану гетману, ясновельможный пан даст мне в зад пинка, только и всего, а если подойдет, ясновельможный пан наградит Иоселя… Одна минута, и все готово…

Эта готовность получить в зад пинок была так убедительна, что никак нельзя было Иоселю сопротивляться.

– Пустите его, казаки!..

Иосель катился уже по лестнице. Казаки враждебно покосились ему вслед.

– Ясновельможный пан гетман… Падам до ног…

– Но, но, но… – грозно прикрикнул на него Степан. – Я этого не люблю. Кто ты, откуда, зачем? И чтобы не врать, а то…

– Ой, как же можно врать такому ясновельможному пану? Я скорее язык откушу себе, чем…

– Не вертись… И постой: мне говорили, что в тюрьме жидовин один был. Это ты, что ли?

– Я, ясновельможный пан гетман, я…

– За что посадили?

– Невинно, ясновельможный пан гетман, видит Бог, невинно… – изгибаясь и поднимая обе руки с растопыренными пальцами кверху, заговорил Иосель. – Я на Москве был и вот… и вот там… оказались нехорошие люди, которые – уж вы будьте милостивы, ясновельможный пан гетман… – старые медные деньги на серебряные перебеливали. Ну всех их похватали: сперва, как полагается, на правеж, а потом горячим оловом горло им всем позаливали… А я, точно нарочно, знаком с ними был. И меня схватили. Но начальные люди сразу увидали, что Иосель чист во всем, как новорожденный младенец, что его оговорили по злобе… О, московских начальных людей не проведешь!.. – в упоении закрыл он глаза, поматывая растопыренными пальцами правой руки туда и сюда. – На три аршина в землю они видят… Но чтобы Иосель был в выборе своих знакомцев осторожнее, старый дурак, они постегали его маленько на кобыле и послали на вечное житье в Астрахань… И вот ясновельможный пан гетман – дай ему Бог много лет здравствовать!.. – освободил меня, бедного человека, и я – только из благодарности, ясновельможный пан гетман, верьте мне, – решился передать вам об одном важном деле. Ясновельможный пан гетман хочет дать черному народу волю, и вот я…

– Какое дело у тебя до меня?.. – перебил его Степан, которому он уже надоел.

– А может, ясновельможный пан гетман дозволит переговорить не в сенях?..

– Так что мне, в крестовую, что ли, тебя вести?.. – нахмурился Степан. – В передней у меня свои люди… Говори здесь. И поживее: мне надо на берег пройти…

– Я знаю, что у ясновельможного пана гетмана великие расходы… – заторопился Иосель, сразу понизив голос и приняв таинственный вид. – Нужны гроши и на войско, и еще больше нужно грошей населению, чтобы оно видело щедрость ясновельможного пана гетмана и шло бы за ним охотнее…

– Ну?