Степан Разин

Со страхом смотрел Евдокимов на Разина. Думал только одно: вещун, и откуда ему известно про тайный наказ? Говорилось о том в Посольском приказе глаз на глаз с дьяком, грамоты тайные вручены в прямые руки войсковому атаману, а Разин обо всем говорит так, будто сам их чел. А Разин все тряс Евдокимова, потом кулаком сшиб его с ног, бросил в пыль, промолвил своим казакам:

— В воду боярского лазутчика.

Схватили казаки Евдокимова, потащили к Дону. Пытался было вступиться за жильца крестный отец Корнило Яковлев:

— Непригоже ты учинил, Степан, можно ли государева гонца сажать в воду?

Грозно повернулся к нему Разин.

— Смотри, Корнило, как бы и тебе не учинили то же, что и этому лазутчику. Владей-ка лучше своим войском, а я буду владеть своим.

Завязали Евдокимову рубаху над головой, набили в нее камней и бросили в Дон государева гонца.

Притих Черкасск, словно перед грозой. И точно: наступила гроза. Уже на другой день пошли по городу голутвенные казаки, врывались в дома богатеев, вытаскивали из домов старшину, называли их боярскими слугами, бранили, били и в воду их сажали. Круг Разин распустил, запретил посылать станицу в Москву. Буянили голутвенные казаки по всему городу, и не было на них никакой управы.

10 дней простоял Разин в Черкасске. Хотя и говорил он, что будет владеть лишь своим войском, но сталось так, что стал он полным хозяином Донской области. Владел он теперь и голутвенными верховыми городками, и низовыми областями. Был теперь за ним и Черкасск. Не таил больше Степан своих мыслей, поднимался он против бояр-изменников, и расправа с Евдокимовым прямо о том говорила.

На десятый день Степан собрал своих людей и ушел в Кагальник. Вместе с ним ушла и вся черкасская голутва, и многие бедные люди из низовых городков. Опустел Черкасск. С оглядкой вылезали из своих домов уцелевшие богатые казаки, есаулы, атаманы, дрожащими руками собирали рассыпавшуюся храмину Войска Донского.

Кончились заигрывания с воеводами, княжатами, кончились лицеприятные речи по боярским и княжеским хоромам. Теперь, когда под своим бунчуком Разин собрал около четырех тысяч человек, он мог заговорить в полный голос. Но нет, еще не совсем в полный: за боярами и воеводами виделась иная фигура, стоял сам царь и великий князь всея Руси, а поднять открыто руку на царя еще не мог Степан. Он грабил царские насады, бил по юродам царских воевод, воевал с государевыми стрельцами. Но уходило время, и вновь выказывал себя Разин государевым слугой, поднимал кубки за царя, царицу, благоверных царевичей, говорил о милостивой царски грамоте. Москва следила за каждым его шагом, давал слегка побаловаться, ругала, отпускала грехи, душил мягко, бархатными лапами, не торопясь. И никуда и уйти от этих лап, не скинуть их с шеи.

И вынужден был лукавить Степан, лукавить, перс собой, перед людьми. Хорошо знал он, кем и как был прислан жилец Герасим: по указу великого государя гонцом из Посольского приказа. И все же спрашивал Разин, от кого пришел жилец — от царя или от бояр. Если от царя — то всяческое уважение царскому посланцу, если от бояр — то смерть злодею и лазутчику. Царь велик и благолепен, и нельзя худого слова сказать о нем; а а скажешь — так не поверят. Вот они стоят рядом с ним, голутвенные люди, — битые на правеже, отсидевшие в долговых ямах, постаревшие на барщине, беглые государевы ослушники. И все же никто из них плохого слова о царе не скажет. Били их по приказу воевод и бояр, измывались над ними монастырские и помещиковы приказчики и конюхи. А теперь они поднимались на своих угнетателей и насильников, мечтали о расправе с ними о воле, о свободной безбедной казацкой жизни. И уповали на великого государя: он поймет, не выдаст, надо только дойти до него, открыть ему глаза на лютых его слуг. Нет, не против царя поднимались они, а против и изменников бояр, приказных людей, воевод, против крестьянских крепостей, посадских тягот, против жестоких правежей, сысков беглых. Шли они с чистым сердцем за царя, против царевых изменников и своих мучителей, а с ними вместе шел и Степан. Теперь же не принимал он боярский чин вовсе. Всех бояр объявлял он государевыми изменниками, а их самих и людей их призывал изводить под корень. Все чаще и чаще шли в разинском кругу разговоры о том, что настоящая воля лишь та, которая будет без бояр, воевод и приказных. Не в далекую Персию звал Разин свое войско, а на расправу с угнетателями и насильниками народа, здешними злодеями. Но понимали Степан и ближние есаулы, что, поднимая руку на бояр и воевод, выступают они и против самого царя всея Руси, потому так неохотно говорил Степан о царе, потому так редко упоминал царское имя, а все чаще намекал он, что доберется до самой Москвы и «пошарпает кое-кого повыше».

И ВОССТАЛ СТЕПАН РАЗИН