Но не только по городам и селам множились разинские гонцы с грамотами и речами. Объявлялись его люди и в самой Москве. Однажды стрельцы выследили неведомого человека. Ходил тот человек по слободам и посаду, собирал вокруг себя горожан, рассказывал о делах Войска Донского, о победах Разина над воеводами и учил, что если придет Степан Тимофеевич к Москве, то должно поступить им, горожанам, так же, как сделали люди в иных городах, — воздать ему, заступнику, честь, встретить хлебом-солью. Прелестника схватили и четвертовали, а вскоре объявился еще один. И его разбили на колье. Смутно было на Москве.
Вслед за посыльщиками, а иногда и вместе с ними продолжал Разин высылать по уездам и своих есаулов и атаманов. Отрывал от сердца из-под Симбирска, отсылал не каких-нибудь завалящих и неумелых, а самых лучших, самых стоящих. Мишу Харитонова, близкого товарища и атамана, он послал на Саранск и Пензу, дал ему с собой немного людей, а дальше уже должен был Миша сам поднимать города по черте, склонять их под его, Разина, руку. Наказывал Степан Харитонову держаться рядом с ратными людьми Леонида Федорова, которого он заслал в те же уезды еще от Саратова и который, как доходили вести, поднимал всюду за собой уездных людей. Под Керенском тысячи крестьян поднял атаман Семенов. Обрастал людьми в Алатырском и Нижегородском уездах Максим Осипов. На Козьмодемьянск отослал Степан другого своего ближнего человека — донского казака Прокофия Иванова, а под Саранск — казака Василия Серебрякова. Леско Черкашенин выступил с Дона на Северный Донец, Фрол Разин вел людей на Коротояк и Воронеж.
Фрол вышел из Паншина городка с тысячей человек, часть плыла в стругах, конница же шла берегом. Собирался Фрол выполнить Степанов наказ идти на Москву через окраинные города.
Сентябрь уже был на исходе, а Степан все стоял под Симбирском. Все чаще над Волгой проплывали тяжелые, свинцовые тучи, тогда вода в реке становилась совсем черной, временами налетал холодный северо-восточный ветер, и Волга покрывалась мелкими барашками, принимался идти холодный нудный дождь. Приближались настоящие большие холода, пройдет месяц-другой, и Волга встанет. И зачем тогда нужны будут все эти десятки стругов, которые с таким старанием берег Разин на берегу реки? Вмерзнут они в прибрежный лед, засыплет их снегом, и тогда иди по Руси пешим ходом куда хочешь.
Бодрился Степан, но на душе его становилось все тревожней. Что делать? Куда идти дальше? Миновать Симбирск и оставить у себя позади пять тысяч отборных ратных людей Милославского и грозившего из-под Тетюшей Борятинского? Уйти вслед за Осиновым, Харитоновым, Федоровым, Серебряковым по уездам и городам Симбирской черты? Но это значит оторваться от Волги, от стругов, и кто знает, как повернется его судьба в тамбовской или шацкой глухомани и много ли поведет он там за собой народу. Приходили к Степану добрые вести, что поднимали повсюду его атаманы и прелестники мужиков, но каждый из них воевал лишь в своем уезде.
Степан хорошо понимал, что мужик не казак и никуда он не пойдет с ним дальше уездного города, а если и пойдет, то вернется с полдороги в свои села и деревни готовиться к возке навоза на поля, к весенним полевым работам. Силен мужик своим миром, но прижмешь его, и миром же добьет челом, принесет свои вины, подставит спину под батоги и вновь будет гнуть шею на вотчинника, помещика, монастырь. Вот и здесь, под Симбирском, многие, постояв-постояв, расходились по родным углам или шли воевать поближе к своим селениям, шарпать своих хозяев, а что до Симбирска, то бог с ним, с Симбирском, установят они порядки в родном уезде, а другие крестьяне в своем — вот и хорошо будет, и спасибо Степану Тимофеевичу, что помог им совладать с притеснителями и кровопивцами.
Скоро вал, который возводили казаки вокруг кремля, совсем сровнялся с ним по высоте. С насыпи можно было видеть, как жил Малый город, а жил он строго и стройно. Повсюду у Милославского стояли караулы, и всегда ратные люди были наготове для обороны стены, стояли рядом котлы с кипящей смолой, лежали кучками камни, стояли шесты, чтобы отталкивать казацкие лестницы.
Приказал Разин взгромоздить пушки на вал и оттуда стрелять по кремлю, и еще приказал метать в город горящие дрова, дранку, солому, сено, хворост, чтобы спалить деревянные стены кремля, поджечь дома в городе, выкурить оттуда Милославского. Но воевода стоял насмерть, стрельцы тушили пожары, сами стреляли по валу, сбивая разинских людей, завешивали стены кремля мокрой парусиной, чтобы не горели они, сами поджигали всякими способами дрова, сложенные для заброса в крепость. Устроил Степан еще один решительный приступ Малого города. Но и его отбил Милославский.