Степан Осипович Макаров

Однако он заботился не только о способах приготовления пищи, но и о самих продуктах. Прекрасно зная воровские нравы поставщиков морского министерства, торговцев мясом, он решил, построив холодильник, приобретать мясо не у перекупщиков, а прямо в Сибири. Через некоторое время дело настолько встало на ноги, что морской холодильник снабжал не только казармы и суда, но и весь сухопутный гарнизон Кронштадта. Оказалось, что экономится большое количество денег. Они шли на улучшение питания матросов. Все же, находя сумму приварочных денег для матроса недостаточной, Макаров хлопотал об увеличении ее более чем вдвое.

Впрочем Макаров беспокоился не только о матросах. Вскоре после того, как вступил в должность командира, он обратил внимание на значительное количество несчастных случаев как на кораблях, так и среди рабочих пароходного завода. Специальной инспектуры по охране труда в то время не было, и большинство несчастных случаев приписывалось неосторожности самого рабочего или матроса. Макаров взглянул на дело иначе. В стремлении свалить вину за увечье на самого пострадавшего он видел некрасивую уловку с целью избежать ответственности. Он стал наряжать комиссии для расследования причин увечий, а многие случаи разбирал и сам. В одном его приказе было написано: «Командиры обязаны внушить своим подчиненным, что нравственный и служебный долг каждого офицера — неусыпно следить, чтобы при работах применялись необходимые предосторожности, дабы уменьшить число несчастных случаев, имеющих иногда печальный исход». В инструкции «о предотвращении ушибов и увечий» Макаров писал: «Долг каждого из распорядителей так наладить работы, чтобы случаев ушибов не было и от непредусмотрительности люди не оставались бы искалеченными на всю жизнь. Нахожу, что случаи ушибов как нижних чинов, так и мастеровых чересчур часты, и мне, вероятно, придется делать более строгие расследования в случаях поранения и при ушибах людей».

У рабочих Кронштадтского пароходного завода Макаров пользовался не меньшей популярностью, чем у матросов. Все, что было в его силах для них сделать, он сделал, хотя и нажил себе много врагов. Предлагаемые им проекты изменения правил предельного возраста службы, обеспечения рабочих постоянным заработком, отпусками и пенсией встретили озлобленное сопротивление со стороны главного управления кораблестроения и снабжений, с которым Макаров уже издавна был не в ладах. Но убежденный в правоте и справедливости дела, которое он брал под свою защиту, он боролся и достиг многого.

На Кронштадтском пароходном заводе существовал нелепый и жестокий порядок увольнения. Рабочий, достигший 55-летнего возраста, увольнялся по старости. Ни его работоспособность, ни здоровье, ни мастерство, ни аккуратность, ни стаж при этом не учитывались. В виде исключения, при условиях ежегодного освидетельствования, рабочего могли оставить еще на пять лет, но никак не больше, будь он хоть самый искусный мастер. На этой почве происходило немало трагедий. один превосходный мастер, «человек с золотыми руками», как отзывались о нем, достигший предельного возраста, был уволен. Попытки устроиться ни к чему не привели. Тогда он решил покончить с собой, вышел на лед и застрелился. Это стало известно Макарову и произвело на него такое сильное впечатление, что он решил во что бы то ни стало уничтожить этот тупоумно-бездушный порядок. С большим трудом, но он изменил порядок увольнения рабочих.

На пароходном заводе для рабочих были введены отпуска. Это право, полученное ими благодаря настоянию Макарова, рабочие особенно ценили.

Следующим шагом главного командира было распоряжение о назначении всем рабочим, прослужившим не менее десяти лет, пенсии. По его инициативе в Кронштадте были основаны портовая техническая школа, вечерние классы для рабочих пароходного завода и три школы для их детей.

Для рабочих в Кронштадте были организованы клубы, которые адмирал нередко посещал сам, принимая живое участие в проводившихся там развлечениях. Такое отношение к рабочим военного губернатора города было для многих совершенно непонятным и, уж во всяком случае, новым, тем более, что вообще положение рабочих в царской России было необычайно тяжелым. Петербургские рабочие в петиции, которую они хотели подать царю в предательское «кровавое воскресенье» 9 января 1905 года, говорили о своей жизни: «Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей…»