Степан Осипович Макаров

Вдруг, раздался сильный гул, похожий на приглушенный залп двенадцатидюймовых орудий. Все бросились наверх и с ужасом увидели, что над «Петропавловском» взвилось гигантское облако чернобурого дыма. Дым на мгновение совершенно окутал броненосец, закрыв и нос и среднюю часть корабля. Секунды через три последовал второй взрыв. Броневая палуба раскрылась, и светложелтое пламя вырвалось наружу. Было видно, как рушится в воду сорванная взрывом носовая башня, летит фок-мачта, труба и разбитый пополам командирский мостик вместе с рубкой. «Петропавловск» после первого же взрыва накренился на правый борт и быстро стал погружаться носом в воду. Охваченная пламенем, высоко поднявшаяся над водой корма с работающими винтами будто повисла в воздухе. Было видно, как метались люди, густой толпой сгрудившиеся на корме, прыгали в воду. Раздался третий, более слабый, взрыв в кормовой части, и вслед за ним вырвалось густое облако пара.

Один из офицеров, наблюдавших с соседнего корабля катастрофу, сделал такие две записи: «9.43 м. взрыв «Петропавловска», а затем: «9 ч. 44 1/2 м. — все кончено».

В полторы минуты все было кончено! Огромный броненосец лежал на дне[140].

Мгновенная гибель «Петропавловска» настолько потрясла всех, что многие не сразу поняли, что произошло. Положение было опасное. Замешательством мог воспользоваться наблюдавший издали адмирал Того. Младший флагман контр-адмирал Ухтомский, понявший и оценивший положение, поднял сигнал на «Пересвете»: «Вступаю в командование эскадрой. Быть в строе кильватера. Следовать за мной». Этот во-время поданный сигнал отрезвил многих.

Тем временем к «Петропавловску» со всех сторон спешили на помощь. Первым подошел к месту катастрофы минный крейсер «Гайдамак». Хватаясь за плававшие в воде обломки, ящики, вышибленные двери, остатки деревянной рубки, плавали в холодной, пятиградусной воде люди. Их подхватывали и совсем окоченевших втаскивали в шлюпки.

«Где же адмирал, где Макаров?» — этот вопрос был на устах у всех моряков эскадры. С надеждой и тревогой всматривались они в сверкающие на солнце зеленые волны: не покажется ли голова любимого «Деда». Но Макарова не было. Спрашивали и спасенных, не видал ли кто из них адмирала. В большинстве никто ничего не мог ни сообразить, ни сказать.

«Всех сверлила мысль: только бы… он… был жив, только бы… его спасти. Кажется всех плававших уже вытащили из воды… Но что это плавает вдали, головы не видно, только спина. Подошли вплотную и вытащили пальто с двумя орлами на погонах, с барашковым воротником и с лентой Георгия в петлице… Его… пальто! Человека уже нет, а пальто уцелело.

Пальто бережно развесили на поручнях «Гайдамака». Поодаль стояла кучка матросов и сосредоточенно, угрюмо смотрела на пальто, с которого стекала вода. От кучки отделился старый бородатый боцман, весь в нашивках за сверхсрочную службу, подошел к пальто, перекрестился и поцеловал его… и махнув рукой, заплакал и отошел».[141]

Около четверти часа спасали экипаж с «Петропавловска». Всего удалось спасти семь офицеров и пятьдесят два матроса. От тяжелых увечий спасенный флаг-офицер Макарова лейтенант Дукельский скончался в тот же день в артурском госпитале.

Вместе с адмиралом Макаровым погибли адмирал Молас, полковник генерального штаба профессор А. П. Агапеев и художник В. В. Верещагин, всего — 29 офицеров и 652 матроса.

Когда шлюпки вернулись на корабли и эскадра приблизилась ко входу в гавань, новый мощный взрыв потряс воздух, и шедшая следом за «Пересветом» «Победа» стала медленно крениться на бок.

Какой-то паникер на «Пересвете» крикнул: «подводные лодки!» И порядок тотчас нарушился. «Пересвет» застопорил машину и подался влево. Остановились и другие корабли. Произошло замешательство. Строй спутался, корабли сбились в кучу. Началась беспорядочная стрельба по несуществующим подводным лодкам.

Постепенно на эскадре удалось водворить порядок. Первым оправился «Пересвет».

— Вот вам… гибель Макарова… паника! Дух сломлен! А что будет дальше? — проговорил Ухтомский, обращаясь к командиру «Пересвета». А ведь могло быть гораздо хуже, если бы японцы воспользовались моментом, — добавил он, помолчав.

Ухтомский был прав. Как и в памятную ночь на 27 января, когда было совершено разбойничье нападение на наши корабли, адмирал Того не сумел разобраться в обстановке, благоприятно сложившейся для него.

Японская эскадра во все время событий на рейде ничего не предпринимала.

На флагманском корабле взвился сигнал: «Войти в гавань, начиная с броненосцев». Было 10 ч. 25 м. утра.

К полудню, за исключением дежурных крейсеров, вся эскадра втянулась в гавань. На берегу собралась толпа взволнованных людей. Никто не хотел верить, что Макаров погиб. Ждали официального подтверждения. С надеждой вглядывались в прибывающие катера со спасенными; среди них много в бесчувственном состоянии, искалеченных, залитых кровью. А вдруг адмирал Макаров спасен?.. Подавленные, со щемящим чувством непоправимого горя, расходились по домам. Многие плакали.