Степан Кольчугин. Книга первая

— Не хочу, — кривясь от боли, сказал Степка.

— Двугривенный?

— Нет.

— Сорок?

— Не покажу.

Пашка дал Степке пинка, норовя попасть носком ботинка в копчик.

— Ты скажи — нету? Я тебя трогать не буду.

— Есть, — всхлипывая, отвечал Степка. — Вот Алешка видел.

Тогда Пашка схватил Алешку за ухо, и верный Степкин друг жалобно закричал:

— Есть, ей-богу, есть…

— Давай убьем его, — предложил Степка.

Но Алешка испугался и отказался наотрез.

* * *

Вечером, когда мать ушла на работу, произошел страшный случай: повесилась боковская старуха.

Во дворе давно удивлялись, какой Боков неукротимый.

— Старый ведь уже, идол, — говорили о нем.

Он бил жену даже трезвый, бил молча, стиснув зубы, точно не ей, а ему было больно. Бокиха убегала прятаться к соседям, а муж ходил по квартирам искать ее. Он открывал дверь и, вытягивая жилистую шею, оглядывал комнату.

Рассказывали, что Боков двадцать лет работал в шлаковой камере, под печами, где ни один рабочий не выдерживал больше месяца.

— У него кровь в сердце от жары запеклась, — говорили рабочие.

Степка побежал вместе со всеми смотреть на удавленницу. Старуха лежала на полу, лицо ее было прикрыто платком. Вывороченные ладони костистых рук, покрытые желтыми толстыми мозолями, были протянуты вперед. Покойница точно показывала, что она немало поработала в своей жизни.

Старика не было, он еще не пришел с завода. Вдруг во дворе послышались голоса. Люди невольно оглянулись на покойницу, словно ее мог потревожить этот шум.

Первым пострадал от околоточного Степка — он получил удар сапогом по заду.

Было очень душно. Небо со стороны завода розовело, будто начинался рассвет, воздух гудел, иногда раздавались глухие взрывы в копровом цехе. Вернувшиеся с работы сидели на ступеньках, слушали рассказы о происшедшем. Выходило так, что покойницу никто не жалел.

— Поздно надумала, — сказал Афанасий Кузьмич, — ей бы десятком лет раньше.

— Не захотела мучиться, и делу конец, — сказала Пахариха.

Прошел через двор Боков, и бабы зашипели от любопытства, подвинулись ближе. Тетя Нюша, стоявшая возле самого окна, повернулась и испуганно проговорила:

— Ей-богу, плачет, проклятый!

В это время вышел надзиратель и сказал, обращаясь к Кузьме:

— Пойдешь в понятые.

Кузьма хотел отойти в сторону, но надзиратель взял его за рукав и сказал:

— Но, но, в таком деле грешно отказываться.

— Господин надзиратель, — сказал Афанасий Кузьмич, — этот парень с лошадьми приехал, ему в ночь уезжать.

— А, с лошадьми, — сказал надзиратель и отпустил руку Кузьмы. — Тогда ты, старик, пойди.

Афанасий Кузьмич пошел за ним в комнату.

Степка, забыв о своей обиде, сказал Кузьме:

— Ты приходи домой сейчас, мы самовар поставим.

Кузьма молча покачал головой и пошел со двора. Степка жадно глядел ему вслед, но Кузьма ушел, ничего не сказав про лошадей и про разбойничью шайку.

До поздней ночи сидели на дворе жильцы дома. Одни рассказывали, какая страшная смерть приключается с людьми на заводах и в шахтах, в степи и в городах. Другие разговаривали о работе. Пахарь, Мишкин отец, позевывая, дразнил своего квартиранта — глеевщика с Центральной шахты.

— Разве шахтер — рабочий? В деревне землю ковырял, а сюда приехал — снова под землей ковыряешь. Мужик был, мужиком остался.

Детям наскучило заглядывать в окна боковской комнаты, и они затеяли игру. Мишка Пахарь с русской армией налетал на японцев. Степка, выскочив из темноты, схватил его за руку и закричал:

— Я Куропаткина поймал!

Но справиться с «Куропаткиным» было не легко. Он ударил Степку в подбородок. Степка даже присел от боли. А через мгновение чья-то сильная рука ухватила его за ухо. Это был Пашка.

— Ну, сучья лапа, — сказал он, — покажешь камень?

— Не покажу, — сказал Степка.

Он пыхтел и пялил глаза. Все видели, как Пашка унижал его, — и мальчики, и девочки, и взрослые люди.

— Может, ты врал? — спросил Пашка. — Может, у тебя нет камня?

— Есть, — отвечал Степка.

— Есть, ей-богу, — откуда-то сзади сказал Алешка.

Поздним вечером, когда двор опустел и все разошлись по домам, Степка пробрался к флигелю, где жил домовладелец.

В окнах горел свет, но ставней еще не закрывали. Степка видел, как Бутовы, сидя за столом, пили чай. Степан Степанович пил из блюдца, вытирая лысину платком, и поглядывал искоса на жену и сына. Степка размахнулся и бросил кусок антрацита в освещенное окно. Стекло брызнуло, точно вода, в которую угодил булыжник. Мальчик побежал вдоль дома, потом свернул мимо угольных сараев и, быстро поднявшись по лестнице, зашел в комнату. На стене, возле печки, висело белое полотенце. Мальчику вдруг стало жутко, вспомнилось лицо старухи, прикрытое платком. В комнате было тихо и темно, полотенце внимательно смотрело на Степку. Он выбежал в коридор и постучался к тете Нюше.

Тетя Нюша постелила Степке на полу, возле окна. Она ворочалась на кровати, перекладывала подушку.

— Вот и отмучилась Авдотья, — сказала она и вздохнула.

IV