Читаем Степан Халтурин полностью

Пока не наладились связи с рабочим миром столицы, Халтурин читал запоем, усваивал новые факты, обогащался новыми мыслями. Иногда, усевшись на стопку книг, Степан подолгу беседовал о прочитанном с продавцами или словоохотливыми студентами, роившимися вокруг книжных лавок. И обычно собеседники Халтурина поражались ясности суждений Степана, умению в простых, доходчивых словах изложить самые, казалось бы, запутанные теории. Халтурин не был краснобаем, не обладал он и даром оратора: окая по-вятски, делая паузы для подыскания наиболее выразительных слов, Халтурин все же держал собеседника в напряжении, часто радуя его неожиданной игрой мысли, взлетами фантазии.

Была и еше одна особенность в этом «особенном рабочем» — его целеустремленность. О чем бы ни зашла речь — будь то история Французской революции 1789 года или конституционное устройство западных стран, — Халтурин в конце концов сводил разговор к положению русского рабочего, его нуждам, его будущему. Он умел мечтать, мечтать вслух, и картины, нарисованные его фантазией, поражали своей реальностью, казались достижимыми. Особенно охотно на эту тему беседовали рабочие Василеостровского патронного завода.

К зиме меньше стало рогожек с книгами — холодно. Только на Литейном по воскресеньям шла бойкая торговля. Букинисты с Литейного величали себя антикварами, были развязны с покупателями, умели с первого взгляда отличить любителя книги от «празднолистающего страницы». Предлагали одно, продавали другое, цену назначали в зависимости от того, какая была погода и насколько внешность покупателя импонировала продавцу. Халтурина тут не знали. но «по одежке» принимали за разночинца-студента «из кутейников».

Именно здесь и произошла случайная, но знаменательная для Степана встреча с учителем, наставником и другом вятской молодежи, настроенной пореволюционному.

Степан купил «по случаю» Лассаля и торопился на перевоз — посидеть, почитать, ведь в такой холодный день вряд ли кто захочет переправляться через Неву на лодке, значит свободного времени будет достаточно. Спрятав книгу, Халтурин зашагал к набережной. Когда его кто-то окликнул, он сперва решил, что ослышался, «кому бы меня знать-то в Питере». Но вот опять сзади знакомый голос позвал:

— Халтурин! Степан! Обожди, не могу за тобой угнаться.

Степан обернулся и бросился навстречу пожилому человеку, сутуловатому от многолетней привычки долго сидеть за столом. С разбегу Халтурин схватил его в объятия, да так сжал, что тот взмолился.

— Пусти! Ты никак с ума сошел, да разве ж можно так ребра ломать старому человеку?

— Дорогой, вот уж радость-то, вот не чаял вас встретить здесь!

— А это почему-с, молодой человек? Почему не чаяли встретить, а?

— Да как же, вы же в Вятке были.

— А ты что же, всю жизнь в Петербурге прожил?

Степан засмеялся. «Все такой же Котельников, шутит, шутит да шуточками правду говорит».

* * *

С Котельниковым Степана связывала давняя, теплая дружба. Василий Григорьевич преподавал в Вятском земском училище для распространения сельскохозяйственных и технических знаний основные предметы: сельское хозяйство и технические науки. Это был человек самых разносторонних знаний, прекрасный педагог и, что главное, отзывчивый товарищ учащихся. Ему было чуждо высокомерное отношение учителя к ученику, наставника к подопечному.

Именно такие, как Котельников, Песковский, Постников и некоторые другие учителя, удерживали в Вятском училище учеников. Вообще же попечением начальства режим училища был настолько строгий, а придирки властей до того раздражали, что многие ученики теряли интерес к занятиям, покидали училище. Степан Халтурин, попав в училище, сначала с рвением взялся за изучение всех предметов, но постепенно пыл пропал и у него. По русскому языку, закону божьему Халтурин не вылезал из двоек. Только по столярному ремеслу он один из немногих имел круглые пятерки, и его прозвали «Степан — золотые руки».

Халтурин уже и тогда много читал. Это заметил Котельников и стал неприметно (чтобы не обидеть самолюбивого юношу) руководить чтением Степана, а также друживших с ним Амосова и Башкирова. Учитель помог им устроиться в городские библиотеки, которых в Вятке было всего три: одна частная, затем публичная и епархиальная. Частную «Библиотеку для чтения» открыл Александр Александрович Красовский. Халтурин с благоговением относился к Красовскому, ведь это был единомышленник и последователь Чернышевского, за что он подвергся аресту и высылке.

В библиотеке Красовского Халтурин вместе с Башкировым и братом своим Павлом прочел «Очерки фабричной жизни», «Огюст Конт и положительная философия», «Политическая история нового времени», «Шаг за шагом», «Политическое движение русского народа», «Работник Сибири» и многие другие книги, указанные Котельниковым.

* * *
Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии