За бюст Ленина в Губисполкоме заплатили хорошо, но деньги тогда ничего не стоили. На них Степан мог купить всего лишь пуд муки. Большие надежды скульптор возлагал на заказ памятника «Павшим борцам революции», который обещал ему Новороссийский коммунхоз. Но у коммунхоза не было средств, и они бесконечно тянули с этим заказом. Степан выполнил еще один бюст Ленина губернскому отделу Наркомпроса. Но все это был не постоянный заработок, а цена на хлеб на рынке поднялась до миллиона рублей за пуд. Приходилось искать другие источники. Елена занялась гипсовыми статуэтками и стала продавать их на базаре. Степан это занятие в насмешку называл деланием кукол...
В тот год в Новороссийске они прожили нелегкую зиму, пожалуй, самую трудную из всех зим, которые выпали на их долю со времени революции и гражданской войны. В Екатеринбурге они все же получали небольшой паек, там были трудности иного характера. Здесь же их никто не преследовал, губернское руководство относилось к скульптору с должным уважением и пониманием, но и помочь ничем не могло. Продуктов не хватало даже для детских домов. На родине скульптора, в Поволжье, в основной житнице страны в тот тяжелый 1921 год разразился страшный недород. Молодая Советская республика осталась без хлеба.
Родители Елены уже давно настоятельно советовали Степану уехать в Батуми. Ведь ему все равно, где работать над своими скульптурами. А Марья писала, что у них с продуктами вполне сносно. То же самое скульптору не раз предлагали и в Губисполкоме, обещая выписать в Батуми командировку. А обратно он сможет вернуться в любое время: его мастерская при ремесленной школе и квартира остаются за ним. Степан долго колебался, но к весне все же надумал оставить Новороссийск.
Взяв билеты на пароход, в один из мартовских дней они с Еленой отплыли в Батуми. Она заранее написала сестре письмо, предупредив ее, что они со Степаном направляются к ней.
Марья их встретила в порту.
— Вот мы и добрались до Туретчины, чего так боялся покойный Сергей Михайлович, — горько пошутил Степан, сходя на берег: — Дальше нам с тобой, Леночка, деваться некуда, здесь конец России...
Марья выглядела такой же худой, как и в шестнадцать лет, когда Степан увидел ее впервые. Только сейчас она показалась ему ниже ростом. Значит, все же немного пополнела. Не торопясь она обняла сестру, поцеловала ее в обе щеки, затем протянула руку Степану. Сразу же она их повезла в свою маленькую комнатку, которую занимала в одноэтажном домике аджарца. Кровать, небольшой столик и низкий диванчик турецкого образца составляли всю ее обстановку. Для троих здесь было очень мало места...
Спустя несколько дней Степан познакомился с проживающим здесь художником Валерианом Федоровичем Илюшиным, и тот разъяснил ему обстановку в городе. Он предложил вступить в Ассоциацию художников России, которую они организовали с группой русских художников. Туда входили скульптор Герасимов и художники Грабарь и Иогансон. Вскоре Степан познакомился и с ними.
Советская власть в Батуми установилась всего лишь год назад, работы для художников было много. Илюшин сводил Степана в городской коммунхоз и представил его как известного русского скульптора. В коммунхозе ему сразу же заказали бюст Ленина для установки в саду клуба рабочих-портовиков. За неимением мастерской Степану пришлось работать прямо в саду.
— Как у вас насчет жилья? — спросил его Илюшин.
— Плохо. Мы с женой на время остановились у ее сестры, но я уже успел с ней разругаться и не хочу больше идти туда.
Илюшин пригласил его ночевать к себе, хотя тоже занимал с женой и двумя детьми всего лишь одну комнату. Но у него была просторная прихожая, где и обосновался скульптор. Елена не возражала, она знала, какой тяжелый характер у сестры, да и у Степана нелегкий...
Выполненный Степаном бюст Ленина коммунхозу понравился, и ему заказали еще один, точно такой, но уже из мрамора. Он также предназначался для установки на открытом месте, и скульптор применил особый стиль ребристой поверхности. Работу он выполнил точно к указанному сроку — первому мая, но ее у него не приняли, сославшись на незаконченность.
— Почему? Я вас не понимаю? — опешил Степан.
— Товарищ скульптор, почему бюст не гладкий? — обратился к нему один из работников, некий Певцов. — Вам, наверно, было лень сгладить все эти шероховатости?
— Это я сделал специально. Так бюст будет лучше смотреться на открытом месте.
С ним не согласились.
— Нет, так не пойдет, — решительно заявил все тот же Певцов. — Мрамор должен блестеть. На то он и мрамор!
Степан вспылил, столкнувшись с явным невежеством, но ему отказались оплатить работу, и он с болью в сердце принялся шлифовать прекрасно выполненный бюст.
— Понимаешь, заставили испортить, — жаловался он позднее Илюшину. — И будет он теперь стоять вконец испорченный!