— Задержался. Ученые велели после обрушения лавины пролом, для нее проложенный, заделать, железобетонную стенку построили, чтобы ледниковый режим восстановить. Мол, этот год исключительный. А в нормальные нечего зря лавину в ущелье сбрасывать. Вода — ценность государственная. Значит, надо ее беречь. А если в случае чего снова опасность нарастет, в железобетонной стене камеры для взрывчатки имеются. Рвануть, и все в порядке. Снова в ущелье лавина свалится. Не обижают зря природу. Считаются с ее привычками, ну и с хозяйственной выгодой. — Вздохнул, произнес мечтательно: — А вообще там в горах красота выше всякого воображения. Видимость простым глазом, как сквозь стереотрубу с НП. Ну и прохлада приятная. Не то что здесь — пекло. Отдохнул, как на курорте…
То, что Буков в первые же дни в снежных горах простыл, заболел и, скрывая заболевание, работал, самодеятельно лечась только таблетками кодеина, об этом он не счел нужным рассказывать, как и не сказал о том, что вовсе не вгорячах бросился с бульдозером на лавину, а нес на машине дежурство в самом опасном месте, у телевизионной вышки. Погребенный обвалом, он находился больше десяти часов почти бездыханный, сдавленный смятым кузовом бульдозера, пока его выкапывали солдаты инженерного подразделения. Выкапывали из ползущей лавины и освободили лишь тогда, когда головная сопка ее уже приблизилась к обрыву ущелья.
И смущен Буков был вовсе не тем, что его, бывшего фронтовика, выручили молодые солдаты. Его смутило то, как они отнеслись к своему подвигу. Они радовались открывшейся возможности отважного риска, и каждый подробно, но спокойно говорил о своих переживаниях, словно ученик после экзамена по не столько трудному, сколько интересному предмету. А один из них, долговязый, с челочкой, заметил Букову, добродушно улыбаясь:
— Вообще целесообразней было б использовать инерционную силу лавины. Отгребая ее борт, нужно было следовать ее движению, а не идти навстречу ей. Тогда масса лавины, оказывая давление на бульдозер, усиливала бы его мощность. Только и всего.
— Это ты сейчас придумал? — угрюмо осведомился Буков.
— Нет, почему же. Простейший закон механики.
Эти молодые солдаты не испытывали благоговейного восхищения, не удивлялись тому, как за кратчайшее время удалось доставить сюда, в неприступные горы, столько сложной, могущественной техники, проложившей путь лавине в ущелье, чтобы сбросить ее туда.
И когда Буков с похвалой отозвался о работе взрывников, те ответили ему с загадочной ухмылкой, что вообще на крайний случай любое подразделение стратегического назначения могло создать специальный проход для лавины, послав особо сильное средство разрушения с любого дежурного, очень отдаленного боевого поста с точностью попадания плюс-минус три метра.
— Уж очень вы, ребята, какие-то самоуверенные, — огорченно сказал Буков.
— Мы же перед выходом в полевые условия проводили занятия на макете с рельефом данной горной местности, с учетом возможных вариантов применения многих соответствующих технических и боевых средств.
— А если б лед такую силу и скорость набрал, что всех нас тут вдруг завалило б обвалом?
— С самолетов были выброшены на лавину в разных точках передатчики в особо прочных контейнерах. Движение ее на всех этапах под контролем. Внезапность исключена. И бомбардировочная авиация могла провести предварительное обрушение снежной массы до подхода лавины.
— А если б погода не позволила авиации действовать?
— Обрушили бы ракетчики. Для них погодные условия не имеют абсолютно никакого значения.
— Значит, так выходит, — задумчиво произнес Буков. — Все вы считаете себя шибко высокоорганизованной материей, все вам ясно.
— В общих чертах по тактической разработке операции, — пожал плечами солдат.
— А отец у тебя кто? — осведомился Буков.
— Работает в районной ремонтной мастерской сельхозтехники слесарем.
— Фронтовик?
— Конечно.
— Приятно, — сказал Буков.
— Что именно?
— Ну то, что отец у тебя живой, здоровый.
— А вы служили в армии?
— Довелось, — признался Буков. Стал рассказывать с фальшивой живостью: — В нашей роте, понимаешь, знаменитый кот жил. Шерсть рыжая. Отважный, ну просто герой. Артиллерийский бомбовый налет. А он с полным душевным равновесием ходит, о сапоги трется, хвост трубой. А трупных этих крыс, по габаритам больше его, от которых деваться нам некуда, наповал драл. Он только и спасал. Без него пропали б, заели. В генеральский блиндаж кота одалживали. И имя коту дали со званием — Сержант. Но до старшины не дослужился. Немцы атаковали в наших же траншеях — рукопашная, и вот кот-сержант в морду фрицу кинулся, а фашист его с себя сорвал и об землю. Не уберегли кота, такая обстановка, значит, сложилась… и себя многие тоже не уберегли.
Молодой солдат сказал твердо, глядя в глаза Букову:
— Я понимаю вас. Боевые учения — это не то что война. Так?