Степан Андреич „Медвежья смерть"

— Да ведь они же на автомобилях ездят, а разве сюда автомобиль дойдет? Дай посылать не будут. Я знаю. Зря только время тратите. Вы подумайте — ведь триста километров сюда да триста обратно. Ни за что не поедут.

— Фактически! — весело оказал Кузя. — Ни за какие тыщи не поедут. А я могу к в Радогощ свезти. Мне что?

Старушка в сенях, видно, решила, что можно опять начинать, и ни с того ни с сего тонким и резким голосом снова завопила на всю улицу:

Бы суседи мои, суседушки,

Все родные мои знакомые!..

В избе опять загалдели, зашумели.

И вдруг зазвонил телефон.

— Смирно! — закричал Лычкин.

Он поднял левую руку и замахал ею в воздухе — молчите, мол…

Вопли оборвались. Все затихло. Слышно было, как тяжело вздохнул Степан Ан-дреич.

— Алё! Алё! — закричал Лычкин. — Так точно, вызывал. Хорошо. Алё! Ленинград? Скорая помощь? Что? Ефим Лычкин говорит. Что? Председатель колхоза имени Карла Маркса. Ничего не слышу. А? Какого района? Ефимовского района. Сельсовет? Лидский! Лидский. Так точно. Пришлите, пожалуйста, карету скорой помощи. Человеку обе ноги пересекло. Чем? Капканом пересекло.

Лычкин прикрыл трубку рукой и, быстро повернувшись к Степану Андреичу, торопливым шопотом опросил:

— Какой капкан? Говори живо! Ну!

— На рыся капкан, — нехотя ответил Степан Андреич. — О двух Пружинах. Известно, какой капкан.

— На рыся! — закричал Лычкин. — О двух пружинах. Известный капкан!

Он сдвинул фуражку совсем на затылок и с изумлением посмотрел на меня.

— Что? — закричал он. — Что пришлете? Не слышу. Я карету прошу! Карету скорой помощи! Как? Говорите громче. Да нет же. Скажу по буквам: Кузьма, Артем, Роман, Ефим, Танк, Артиллерия. Карету. Понимаете — карету! — Он поспешно закивал головой, вытянувшись перед телефоном во фронт. — Есть. Слушаю. Речка? Нет, речки не имеется. Озеро есть. Так точно. Лодки? Будет сделано. Костер? Есть…

Лычкин аккуратно повесил трубку и смущенно оглянулся по сторонам. Все молча смотрели на него, не спуская глаз, не мигая.

— Ну, с каретой дело не вышло, — растерянно сказал Лычкин и тщательно обдернул гимнастерку. — Вместо кареты самолет за Медвежьей Смертью прилетит. Как за барином.

— Мать честная! — дико закричал Кузя. — Самолет! Прямо к нам и прилетит? В деревню? — Он замахал руками, захохотал.

Усмехаясь и недоверчиво поглядывая друг на друга, стояли колхозники, переминаясь с ноги на ногу.

— Самолет! Интересно… Кто же его пошлет-то? Распоряжение-то кто даст?

— Он и дорогу-то к нам не найдет. Ведь где живем-то?

— За казенный счет пришлют иль нам платить придется? — глядя в сторону, спросил мужик, похожий на цыгана. — Как бы чего не вышло. Чудно как-то — за Медвежьей Смертью целый ероплан. Больно жирно.

— Да-а, — отозвался кто-то из задних рядов. — Прислать — может, верно, пришлют, а потом пять лет не расплатишься. Самолет — он, брат ты мой, дорогая музыка. Влетит в копеечку!

— Ладно, — все так же неуверенно сказал Лычкин. — Не влетит — не бойтесь. Все за казенный счет, бесплатно. А сейчас шагом марш к озеру. Костер велели разложить, лодки все убрать с воды, мосточки какие-нибудь сделать. Сказали, что он на воду будет садиться. Ну, кру-у-у-гом! По-военному.

Толкаясь и галдя, все повалили из избы.

— Так он тебе и прилетит, держи карман Шире, — усмехаясь сказал цыган. — Ворошилов какой нашелся…

Я подошел к Степану Андреичу. Закрыв глаза, он лежал все так же неподвижно, сложив на груди руки.

— Андреич, — позвал я. — Самолет за вами прилетит. В Ленинград вас отвезут, в больницу. Степан Андреич!

Старушка-плакальщица зашла сбоку, подперла подбородок ладонью и, качая головой, заговорила, злобно поглядывая на меня:

— Помереть человеку не дадут спокойно. Преставиться не позволяют по-христиански. Анчутки, господи, прости мою душу грешную…

4

На плотине и на низком пологом берегу озера собралась вся деревня. Мужики теснились у самой воды и наперебой кричали что-то Кузе, который плавал под берегом на маленькой плоскодонной лодочке.

Кузя стоял в лодке во весь рост. Розовая его рубаха надувалась, как парус. Он отпихивался длинным шестом и гнал перед собой сколоченный из досок плот, на котором бабы полощут белье.

— Упрись грудью! — кричали с берега. — Навались! Заплывай передом!

— Летит! Летит! — визгливо кричали девки. Кузя, задрав голову, испуганно осматривал небо, а все на берегу дружно и громко хохотали.

— Плыви к берегу, пока цел!

— Не бойся, Кузя, он полотняный, не до смерти убьет!

Огромный костер, точно пожар, бушевал на плотине. Яростный пегий дым валился набок, распластывался и, извиваясь, летел над землей, синим туманом заволакивая мелкий перелесок. У костра плясали мальчишки.

Я подошел к костру.

Черный, как цыган, мужик стоял, окруженный толпой стариков и баб, и, дымя цыгаркой, говорил неторопливо, со знанием дела:

— Каждый самолет стоит сто тысяч рублей. Заметь — один самолет. Жалованья потом сколько идет летчикам!.. А машина чего стоит? Это ты подумал, дурья твоя башка? Завел машину, а она в одну минуту на сто двадцать пять рублей бензину там да керосину, да пятого-десятого потребляет. Это ты считаешь иль нет?

Кто-то удивленно ахнул.