Степь зовет

Хмуро уставившись в темнеющую степь, он трясся в своей телеге на охапке свежей травы и как-то даже не рад был тому, что она у него осталась, эта трава. Кажется, в первый раз за всю жизнь ему было не по себе оттого, что он скосил чужой луг. Люди овса для его лошади не пожалели, а он позарился на эту траву. Яблони сажают на дороге и не боятся, что их обворуют. Все у них есть, а у него… Перед его глазами вставала просторная, светлая конюшня, мельница и эти диковинные желтые каменные дорожки у палисадников… Он и рад был бы забыть о них, но не мог.

Домой он вернулся поздно вечером. Сердце у пего защемило, когда он окинул взглядом свой двор. Еще несколько часов тому назад, когда он выезжал отсюда, ему казалось, что все-таки его хозяйство не из последних, все-таки есть чем похвалиться перед людьми, а теперь, после того как он побывал в Ковалевске, каким убогим представился ему свой двор!

Оставив кобылу в упряжке, он тяжелыми шагами пошел в хату. Дверь за ним отскочила с таким треском, что щеколда еще долго звенела.

— Кто там? — испугалась старуха. — А? Это ты?

— Вставай! — крикнул Шефтл с порога. — Распрягай кобылу! Довели вы меня тут…

Старуха заковыляла во двор. Шефтл пошел за матерью, отстранил ее и сам распряг лошадь. Плуг и борону он оставил в телеге. Опершись спиной о грядку, он долго стоял и смотрел в темноту, точно раздумывая, что ему делать; наконец вошел в хату и бросился в угол, на слежавшуюся солому.

— Зачем ты лег на полу? — проворчала старуха. — Ложись на кровать.

— Помолчи! — огрызнулся Шефтл.

— Чего кричишь? Совсем одичал. С жиру бесится…

— С жиру, как же! С голоду, смотри, как бы нам не взбеситься.

— Не греши! Слава богу, живем не хуже людей, еще и лучше…

— Лучше? — вспыхнул Шефтл. — Посмотрела бы, как живут в Ковалевске…

Впервые он по-новому подумал о себе, о своем дворе, о своей земле, о всей своей жизни. «Чем это мне лучше, если у меня коптит каганец, а там горит электричество? Чем это мне лучше, если я вынужден зариться на чужое? Почему Олесь работает на всех, — вспомнил он старого Никифоренко, — и у него все есть, а я тружусь всю жизнь только на себя и не нажил себе пары сапог?»

— Уже который год собираюсь поставить курятник и все не могу, — с горечью бросил он матери, — а они, смотри-ка, уже выстроили себе новые конюшни. Радио у них играет. Молотилки им дали, тракторы… А я не могу нажить себе даже веялки, пропади все пропадом!

— Как там, в Ковалевске, я не знаю, — проворчала старуха, — а у наших пока ничего хорошего не видела. Что колхозники получили? Можно сказать, ничего…

— Здесь дело в хозяине, — с сердцем возразил Шефтл, как будто он не с матерью препирался, а с самим собой. — Что в Бурьяновке, что в Ковалевске — земля одинаковая. Хозяина им тут не хватает, куда он годится, Волкинд! У меня, будь я председателем, были бы другие порядки, ни одно зернышко не пропало бы.

Шефтл лежал на соломе, а перед его глазами качались яблони на дороге. Он долго ворочался с боку на бок, наконец встал и вышел во двор. В темноте ощупал трещины на глиняной стене хаты, потом подошел к пустым ямам под окном, точно надеялся: а вдруг в них выросли яблони за это время… Ямы печально чернели.

Где-то далеко, в степи, крикнул коростель.

— Ах, провались ты все на свете!

Шефтл плюнул и вернулся в хату.

Часть третья

Перевод Р. Рубиной.

1

Снег валил с самого утра, и Гуляй-поле словно утопало в белой пелене.

На широкой площади, куда выходило кирпичное здание райкома, стояло много саней. Распряженные лошади время от времени ржали, взбрыкивая задними ногами. С саней свешивалась слежавшаяся солома.

Элька Руднер вприпрыжку спустилась со ступенек крыльца. Глазам было больно от ослепительно белого снега, и Элька слегка их щурила.

Девушка проворно сновала меж саней, искала, нет ли здесь кого-либо из бурьяновцев. Колхозники провожали ее дружелюбными взглядами. Все в этой девушке было ладно — и запорошенные снегом светлые волосы, выбившиеся из-под белого шерстяного платка, и вся ее крепко сколоченная фигурка, которую обтягивал короткий полушубок.

— Вот так дочка! — Колхозники перемигивались.

— Хороша, ничего не скажешь!

— Вы ищете кого? — спросил Эльку колхозник в огромном тулупе, поправлявший сбрую на лошадях.

Элька остановилась.

— Из Бурьяновки никого здесь нет?

— Никого не видел. А вам туда ехать надо?

— Да.

— Так можем подвезти. Мы из Воскресеновки. Это же по дороге.