Есть письма – месть.Мой плач готов,И вьюга веет хлопьями,И носятся бесшумно духи.Я продырявлен копьямиДуховной голодухи,Истыкан копьями голодных ртов.Ваш голод просит есть,И в котелке изящных чумВаш голод просит пищи – вот грудь надармака!И после упадаю, как КучумОт копий Ермака.То голод копий проколотьПриходит рукопись полоть.Ах, жемчуга с любимых мною лицУзнать на уличной торговке!Зачем я выронил эту связку страниц?Зачем я был чудак неловкий?Не озорство озябших пастухов –Пожара рукописей палач, –Везде зазубренный секачИ личики зарезанных стихов.Все, что трехлетняя година нам дала,Счет песен сотней округлить,И всем знакомый круг лиц,Везде, везде зарезанных царевичей тела,Везде, везде проклятый Углич!Апрель – май 1922
191. «Святче божий!..»
Святче божий!Старец, бородой сед!Ты скажи, кто ты?Человек ли еси,Ли бес?И что – имя тебе?И холмы отвечали:Человек ли еси,Ли бес?И что – имя тебе?Молчал.Только нес он белую книгуПеред собойИ отражался в синей воде.И стояла на ней глаголица старая,И ветер, волнуя бороду,Мешал идтиИ несть книгу.А стояло в ней:«Бойтесь трех ног у коня,Бойтесь трех ног у людей!»Старче божий!Зачем идешь?И холмы отвечали:Зачем идешь?И какого ты роду-племени,И откуда – ты?Я оттуда, где двое тянут соху,А третий сохою пашет.Только три мужика в черном полеДа тьма воронов!Вот пастух с бичом,В узлах чертикиОт дождя спрятались.Загонять коров помогать ему они будут.Май – июнь 1922
192. «Не чертиком масленичным…»
Не чертиком масленичнымЯ раздуваю себяДо писка смешиногоИ рожи плаксивой грудного ребенка.Нет, я из братского гробаИ похо<рон> – колокол Воли.Руку свою подымаюСказать про опасность.Далекий и бледный, но не <житейский>Мною указан вам путь,А не большими кострамиДля варки быкаНа палубе вашей,Вам знакомых и близких.Да, я срывался и падал,Тучи меня закрывалиИ закрывают сейчас.Но не вы ли падали позжеИ<гнали память крушений>,В камнях <невольно> лепилиТенью земною меня?За то что напомнил про звездыИ был сквозняком быта этих голяков,Не раз вы оставляли меняИ уносили мое платье,Когда я переплывал проливы песни,И хохотали, что я гол.Вы же себя раздевалиЧерез несколько лет,Не заметив во мнеСобытий вершины,Пера руки временЗа думой писателя.Я одиноким врачомВ доме сумасшедшихПел свои песни-лекар<ства>.Май – июнь 1922