Темно-зеленые, золотоокие всюду сады,Сады Энзели.Это растут портахалы,Это нарынчиЗолотою росою осы́палиЧерные ветки и сучья.Хинное деревоС корой голубойПокрыто улитками.А в Баку нет нарынчей,Есть остров Наргинь,Отчего стала противноюРыба морская, белуга или сомы.О сумасшедших водолазахЯ помню рассказыПод небом испуганных глаз.Тихо. Темно.Синее небо.Цыганское солнышко всходит,Сияя на небе молочном.Бочонок джи-джиПронес армянин,Кем-то нанят.Братва, обнимаясь, горланит:«Свадьбу новую справляетОн, веселый и хмельной.Свадьбу новую справляетОн, веселый и хмельной».Так до утра.Пения молкнут раскаты.Слушай, годок: «Троцкий» пришел.«Троцкого» слышен гудок.Утро. Спали, храпели.А берега волны бились и пели.Утро. Ворона летит,И курским соловьемС вершины портахалаПоет родной России Ка,Вся надрываясь хриплою грудью.На родине, на севере, ееЗовут каргою.Я помню, дикий калмыкВолжской степиМне с сердцем говорил:«Давай такие деньги,Чтоб была на них карга».Ноги, усталые в Харькове,Покрытые ранами Баку,Высмеянные уличными детьми и девицами,Вымыть в зеленых водах Ирана,В каменных водоемах,Где плавают красные до огняЗолотые рыбы и отразились плодовые деревьяРучным бесконечным стадом.Отрубить в ущельи ЗоргамаТемные волосы Харькова,Дона и Баку.Темные вольные волосы,Полные мысли и воли.Весна 1921