Степь

Навалился сверху, скрюченными и окостеневшими пальцами вцепившись в узкие твердые бедра. Острые широкие ногти прочертили несколько черт-борозд по коже, матово блеснувшей в неярком свете. Задел глубоко, царапины тут же налились темным, из одной отчетливо поползла вниз тоненькая струйка. Сыч рывком сдернул вниз широкие кожаные штаны, подтянул ее к себе, навалился сверху, охая и постанывая. Остальных командир выгнал одним махом руки, но никто не возмущался. Они вышли, прикрыв дверь в освещенный яркой луной двор, спрятавшись в густую тень от хибары. Рыжий стоял, прислонившись к стене, и стискивал в мокрых от пота ладонях карабин.

Сердце неожиданно гулко колотилось в груди, а в глубине живота шевелился очень осязаемый клубок животного ужаса, повсюду разбрасывая свои липкие паутинки. Через щели между бревнами, с почти полностью вывалившейся сухой паклей, доносился еле слышимый хрип главаря и шорох. Почему-то этот шорох Рыжему был слышим лучше всего. Шорох, с которым тонкое тело с матово поблескивающей кожей сейчас елозило по грубым доскам пола, сдирая ее до крови. Но он продолжался очень недолго. Потом было довольное и сбившееся дыхание главаря, легкий свистящий звук и вздох, легкий, короткий, смешавшийся с бульканьем.

Сам Сыч вышел минуты через полторы, вытирая узкое длинное лезвие поясного ножа остатками рваной рубашки из мягкой выделанной на совесть кожи. С висящей по рукаву бахромой. Никто не проронил ни слова, и путь через стену был быстрым, без препятствий. Утро команда встретила уже далеко. Рыжий про этот случай старался не вспоминать. До поры, до времени. А потом стало очень поздно жалеть и понимать, что ничего не исправишь и не вернешь назад.

Странности начались с пропажи одного из постоянных скупщиков среди городских «мутных». На вопросы Сыча его домашние ничего не могли сказать, лишь разводили руками. Пропал мужик, как в воду канул. Потом исчез наводчик, из числа «синих мундиров», патрулировавших тракт. Несколько раз, когда команда уходила с очередного грабежа, им на хвост садился кто-то очень настойчивый и настырный. Сыч, выживающий в Степи уже пятый год, быстро понял, что к чему и решил залечь «на дно». Не вышло.

Их взяли на зимней стоянке у лекаря. В голой степи, где Рыжий оказался в числе караульных, торчавших на высоком частоколе, окружавшем немаленькую усадьбу. Он ничего не заметил, только вспыхнуло в глазах, и Рыжий провалился в темноту.