Оценив и здраво взвесив всё что видела и на собственной шкуре прочувствовала, тут же перестала истерить сделав для себя вывод о необходимости несколько поменять своё показное поведение и перевести привычную для неё жизнь из разряда вызывающе-демонстративной, в завуалированно-партизанскую. Твёрдо решив, что на людях станет такой, какой её хотят видеть, а втихаря будет делать то что захочется. И пусть попробует какая-нибудь шавка тявкнуть.
Только ничего из намеченного после той разгульной ночи сделать у царской дочери не получилось. На следующий день мама взяв дочурку за руку, и ничего толком не объясняя, явно находясь не в духе, отвела её в сопровождении практически всех Матёрых сестричеств в лесную чащу к пустующей избе еги-бабы7. Там рыжую оторву надувшуюся через губу, запечатали в бане. Закрыли в полной темноте молодиться, как подумала поначалу про себя новоиспечённая ярица.
Райс изначально этот махрово-древний ритуал восприняла как всего лишь очередное наказание, к которым она привыкла. А за одно и как предоставленную возможность хорошенько продумать планы каверзной мести. Поэтому не слишком переживала и расстраивалась, лишь показательно надулась словно мышь на крупу, всем своим видом показывая, что «не мама ты мне больше».
В действительности же, после принудительных танцев с топтанием на выпачканной кровью рубахе, да ещё голышом в чём мать родила, и под унизительный ор и хохот первых ближниц царицы, что шлепками по голой заднице гоняли её из угла в угол с матерными окриками, Райс собралась подумать, как следует. Она решила «запомнить на веке» всех до одной кровных обидчиков, расставив сволочных баб по очереди и собираясь устроить им индивидуальную каверзную месть.
Только то что с ней произошло дальше, воистину стало жизненным рубежом, перешагнув который обратной дороги у Райс уже не было. Эта ночь, как оказалось в будущем, разделила судьбу царской дочери на то что было «до», и то что сделалось «после» …
Глава вторая. Кого-то гонят, кто-то сбегает. Изначально подноготные разные, а итог один.
Было их четверо молодых и разных, кому судьба распорядилась поменять никчёмную и бестолково-однообразную жизнь, а кому-то распутную и разнузданную, на жизнь, пролетающую стрелой, столь же скоротечную, смертельно опасную, но до безумия интересную. Жизнь, подобную выпавшим игральным костям: либо всё, либо ничего.
Самого старшего в компании беглецов звали Гнур. Высок, хорошо сложён и единственный из всех прекрасно воспитан, в его понимании. Копна густых чёрных кудрей, пробивающаяся щетина такой же чёрной бороды и усов, делала молодого человека в глазах девушек неотразимым мужчиной и завидным женихом. Ещё бы. Сын вождя племени Маспий8 – это звучит гордо, а Маспии, это вам не зачуханные кочевые роды, лазающие по горам, а городские, зажиточные жители Парсы.9
Он и одевался отменно, и коня имел породистого, и оружие лучшее. Грамоте обучен, целых три писанных книжки прочитал, правда, поумнеть от этого ему не слишком получилось, да и дурь молодецкую не выветрило, но фору перед сверстниками давало ощутимую, и в глазах противоположного пола прибавляло веса, когда с бахвальством декламировал заученные наизусть писанные творения великих.
Не устраивал его отца бесшабашный образ жизни отпрыска, и чтобы обломать фривольное и не к чему не обязывающее проматывание родовых богатств, родитель принял решение его женить. Посчитал, что сын давно вырос и пора бы ему вступать во взрослую жизнь, полную не только прав, но и обязанностей. Он всё чаще принимался поучать своего наследника, что жизнь коротка, мол не успеет сын как следует развернуться, а уже и помирать пора.
Гнур съездил пару раз на смотрины и затосковал, поняв всю никчёмность своих попыток увильнуть от настойчивости отца уладить его личную жизнь. От той безысходности и сбежал. Подвернулась ему парочка нищебродных балбесов, как он их для себя определил, которые так разрекламировали свободную и вольную походную жизнь в каких-то там северных степях, что, разом плюнув на всё, сам же и возглавил бегство их небольшого отряда в далёкую и непонятную для него страну. Ему тогда было всё равно, лишь бы подальше чтобы отец не достал.
Главного инициатора и вдохновителя побега из той парочки бедных пастухов звали Асаргад. Выходец из Мардов, он являлся представителем одного из кочевых племён, обитающих на межгорных равнинах. Пожалуй, одного из беднейшего, хотя и многочисленного. Поэтому Асаргад, в отличии от Гнура от побега вообще нечего не терял.